Дело Нины С.

24 декабря 1968 года

Рождество. Еще более грустное, чем всегда, потому что Зося уехала со своим женихом в горы кататься на лыжах, а у папы грипп, и он лежит в постели. Я пошла на кладбище одна, чтобы зажечь лампады на маминой могилке. Ее уже так давно с нами нет, что память о ней поблекла, как старая фотография. И я уже не говорю с ней, не рассказываю о себе. Я уже ни с кем о себе не говорю с тех пор, как здесь нет Али. Она не написала. Может, они оба с Кубой похоронили память обо мне так же, как и

об этой стране? Я должна им это простить. Кубе мне следует простить намного больше, но разве все дело в прощении? Это обрушилось на меня как лавина, повалило на обе лопатки, едва не разбило мою жизнь на мелкие осколки, которые уже никогда не удалось бы собрать.

– Как это так, что ты ничего не знала? – спрашивала в недоумении моя сестра. – Четыре месяца нет менструации, и не догадываться, что ты беременна? Надо быть Ниной Сворович!

– Вот именно, у меня была менструация! – защищалась я.

– Ну и что из этого? Два сопляка поиграли во взрослых, и чем это кончилось? Полюбуйтесь, картинка прилагается! – Зоська метала громы и молнии. – Как ты намерена сообщить об этом отцу?

– Не знаю, – ответила я, – и жалею, что сказала тебе. Ты умеешь только орать.

Я повернулась и убежала. Она открыла дверь на лестницу и что-то мне прокричала вдогонку, но я не остановилась.

Не помню, как я оказалась на вокзале и как села в поезд. Он поехал, а я даже не знала куда. К счастью, у меня при себе были деньги и я могла выкупить билет у проводника. Должно быть, у меня был такой вид, что он сжалился надо мной и не наложил штраф. Сказал, что это ночной поезд во Владиславово. В купе, кроме меня, никого не было, поэтому я вытянулась на сиденье и сразу заснула. Разбудили меня лучи утреннего солнца,

которое светило прямо в лицо. Я приподнялась, не очень понимая, как я здесь очутилась, а когда осознала, то меня обуял страх. Вдруг отец и Зося заявили в милицию о моем исчезновении и меня сейчас арестуют? «С какой стати? – мелькнула у меня мысль. – Я совершеннолетняя и могу делать что хочу. Но папа ведь может беспокоиться».

Прямо с поезда я пошла на почту и заказала переговоры.

– Ты где? – спросила Зося испуганным голосом. – Я собиралсь уже искать тебя в Висле.

– На море.

Минуту в трубке была тишина.

– Как тебя туда занесло?

– Села на поезд.

– Возвращайся, Нина. Мы подумаем, что делать.

Я повесила трубку и медленным шагом покинула здание почты. Плетясь нога за ногу, я забрела на пляж.

Был сильный ветер, и волны походили на огромные, поднимающиеся вверх глыбы, которые с грохотом падали вниз. Я села на песок, подобрав ноги к подбородку, и вдруг все мои проблемы показались чем-то таким незначительным по сравнению с этой стихией…

Я не трогалась с места, не ощущала ни голода, ни жажды; была только эта большая, вздымающаяся вода. После того как опустились сумерки, стало холодно, ведь уже начиналась осень. Я дрожала, зубы у меня стучали, но я выдержала до восхода солнца. В синей дымке тумана показался золотистый шар, как прожектор на сцене,

все осветив. На этой сцене была я, песчаные дюны и море, спокойное теперь, как гигантское озеро. Это спокойствие, эта необыкновенная гармония овладели и мной.

Я встала с песка, отряхнула одежду и направилась на вокзал.