Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

Одна из жертв витебского убийцы Михасевича выходила из автобуса в пустынном месте. Пассажиры уговаривали ее не делать этого, предостерегая, что в течение многих лет в этом районе нападают на женщин и убивают. Смех и ироничные отговорки уверенной в себе спортсменки слышал находившийся в автобусе Михасевич. О том, как такая самоуверенность разозлила его и как он потом глумился над жертвой, стало известно много лет спустя из его показаний.

В Ставрополе исчезали мальчики. Версии о преступлениях по сексуальным мотивам прорабатывались, с моей точки зрения, примитивно (как и по многим аналогичным делам!). А убийца, учитель этих мальчиков, Сливко все приводил и приводил свои жертвы в лес, вешал мальчишек на деревьях. Их агонию в петле, последующий процесс расчленения трупов снимал кинокамерой.

Кто же они такие, эти монстры, «Джеки-потрошители»? Пять лет я изучал дела о таких преступлениях, специальную литературу. Оказалось, что уникальнейший опыт западноевропейских ученых и криминалистов конца XIX и начала XX века практически недоступен не только широкому кругу читателей, но даже нам, профессионалам. «Преступность – явление социальное!» – все четыре года твердили мне в институте. Получается, что и сексуальная преступность тоже социальна? Вот и пришлось разбираться самому, что к чему, на… крови и трупах пропавших людей, прозревать на чужом горе.

Сексопатология – это формирование полового влечения по механизму условного рефлекса, когда субъект получает половое удовлетворение только в определенной, зачастую криминальной ситуации. Так, психически больной человек не отдает отчета своим действиям и не может руководить ими; психиатры признают его невменяемым. Человек же, страдающий сексуальными извращениями в форме педофилии (влечение к детям), геронтофилии (к престарелым), некрофилии (к трупам), зоофилии (к животным) и т. д., отдает отчет своим действиям, но возможность руководить ими у него в определенной ситуации снижена до предела. В этом-то и причина совершаемых им преступлений, объяснение их жестокости и отсутствие видимой мотивации.

Я вспоминаю преподавателя музыкальной школы некоего Махнорыло, попавшего в поле зрения следствия, как человек, страдающий педофилией. Он склонял свои жертвы (а это были только мальчики) к орогенитальным[19] половым актам. Он имел три судимости за подобные действия и трижды отбыл наказание за злостное хулиганство, совершенное с исключительным цинизмом. Именно такую правовую оценку получали его действия. Раз от раза он становился все более жестоким по отношению к потерпевшим, и я не сомневался: следующего убьет. Махнорыло буквально рыдал на допросах, отчаянно бил кулаками по столу и кричал: «Я все понимаю! Поймите и вы меня! Я – нормальный человек, слышите, нормальный! Но ничего не могу с собой поделать, когда мне хочется… Какое-то наваждение… Мне не нужны девушки, не нужны женщины! Мне плохо с ними. Я хочу мальчика, и только туда, только туда… Мне хорошо с ними, и больше ни с кем!»

Его осудили в четвертый раз. Через несколько лет мне совершенно случайно в руки попало письмо пресвитера ростовской общины христиан-баптистов. Тот просил своего собрата по вере из запорожской общины навести справки о Махнорыло. Из письма явствовало, что отчаявшийся в своем «грехе» педофил желал найти защиту хотя бы у Бога.

Подобные люди ограниченно вменяемы, и это признано во всем цивилизованном мире. Но вот что нелепо: такого понятия, как «ограниченная вменяемость», в нашем уголовном законе просто не было и нет сегодня, точно так же как и наработанной практики проведения сексологических экспертиз. Только по этой причине мотивы преступлений зачастую остаются неясными. Судебно-психиатрическая экспертиза признала того же Михасевича вменяемым, но не было (и не могло быть!) в деле ответа, почему он четырнадцать лет подряд убивал женщин. Я говорил об этом с покойным Виктором Парицем – следователем, который вел дело Михасевича. Открыв книгу по сексуальной патологии одного из зарубежных авторов, я показал ему главу под названием «Некросадизм». Научное описание этого извращения идеально совпало с показаниями Михасевича о том, почему и как он совершал преступления. Михасевич получал полное половое удовлетворение только в том случае, когда удушаемая им жертва агонизировала в его руках.