Правда, он посетил проводившуюся в Москве выставку ведущих фирм Запада, специализирующихся на изготовлении криминалистической техники, но и только. Восторг практиков их руководитель не очень-то разделял. Мы оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение численности состава органов правопорядка, естественно, в ущерб качеству. Выбитые у правительства вакансии нужно было срочно заполнять, и широким потоком полились в милицию «случайные» люди. Интересная параллель с днем сегодняшним.
Между тем реальная жизнь шла своим чередом. Проблемы в экономике и социальной сфере не могли не отразиться на росте преступных проявлений. Но никому не нужна была в те годы правда. За рост преступности наказывали сурово. В два счета можно было поплатиться и должностью, и карьерой, а потому и стали скрывать все, что можно было укрыть. В выборе средств не стеснялись, и поэтому ни одна страна в мире не знала такого высокого процента раскрываемости, который был в те годы в СССР.
Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтернативной формуле» – «данное повреждение образовалось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, второе брали за основу.
Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами, с грузилом-камнем, заместитель начальника управления уголовного розыска области Бондаренко битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя связала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.
Укрывали все, что можно было укрыть, и для достижения этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.
Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поделилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договорились, что напишет она жалобу прокурору города, а он возьмет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! – услышал я возмущенный голос одноклассницы. – Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое. Не считая возможным жить в стране с таким правопорядком и по другим причинам, одноклассница эмигрировала в США.
Приказы генерального прокурора СССР требовали самых жестких мер по отношению к должностным лицам, укрывающим преступления от учета. Но после очередного выявления такого рода злоупотреблений (и как следствие – роста неблагополучных показателей по региону) стали практикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состоит на партийном учете, и отечески наставляли: он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как сокрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного чиновника.
Укрытия, набирая темп, развращали личный состав работников милиции: ширились их злоупотребления, расцвело рукоприкладство, превышение власти… Наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допустить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.
Неофициально, с соблюдением строгой секретности, начался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о злоупотреблениях работников милиции.
«Ссориться с нами нельзя, – поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, начальник одного из райотделов милиции. – Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следователем. Прибежал к нему один ханыга. Избили, кричит, в комнате милиции! Разве это представители власти? Он со мной не посоветовался и – двух моих в КПЗ[34]
. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами в служебном кабинете. Сразу стал как шелковый. Так-то!»Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. Вседозволенность и безнаказанность закономерно привели к многочисленным фактам сокрытия преступлений, в том числе и тяжких, совершаемых работниками милиции.
Убийство на «Ждановской»