Я принял решение задержать Барышева, но именно тогда он, как говорят, обвел меня вокруг пальца, а именно: помчался в туалет, закрылся изнутри и стал рвать и спускать в унитаз какие-то бумаги. Мне оставалось лишь настойчиво стучать в дверь, понимая, какую непростительную оплошность я допустил.
К концу дня меня, Каракозова и Шадрина вызвал Найденов. Он заметно нервничал и не скрывал своего состояния. Выслушав подробный доклад о доказательствах, которыми располагало следствие, задумался, а затем засыпал нас вопросами по делу. Стало понятным – он колебался: хватит ли данных, чтобы дать санкцию на арест Барышева? Несколько раз раздраженно предлагал нам выйти из кабинета и «хорошо подумать».
– Виктор Васильевич, это единственное и правильное в такой ситуации решение, – многократно повторял Каракозов. – Все остальное приведет к провалу дела.
В очередной раз Найденов обратился к Шадрину:
– Юрий Николаевич, оба они горячие по характеру люди, но твоя сдержанность и осторожность известны всем. Ты уверен, что мы не ошибаемся?
Шадрин был тверд. И тогда Найденов в очередной раз предложил нам выйти. Направляясь к двери, я оглянулся. Рука Виктора Васильевича легла на «кремлевский» телефон.
Мы так никогда и не узнали, кому он звонил и кому докладывал. Но когда вновь пригласил нас к себе, я увидел, что лицо его покрылось багровым румянцем. Протянув постановление, которым санкционировался арест Барышева, Найденов сказал:
– Учтите, здесь моя голова.
– Наверное, сначала моя? – сказал я.
Найденов криво усмехнулся, пронзительным взглядом посмотрел мне в глаза и резко ответил:
– О вашей голове я вообще не говорю. Вы свободны.
От должности заместителя генерального прокурора СССР Виктора Васильевича Найденова освободили без всякого объяснения причин такого решения через несколько лет. Тогда он руководил расследованием так называемого сочинско-краснодарского дела и перенес первый инфаркт.
Арест Барышева обострил обстановку до предела. Водителя обслуживающей нас служебной автомашины КГБ под благовидным предлогом задержали после работы, когда он на своих «жигулях» добирался домой. Его пытались спровоцировать, избили, но он держался мужественно. Происходили и другие провокации, мелкие и более серьезные. Вспоминать обо всем этом просто неприятно.
Нужно было реагировать на происходящее, и немедленно.
Попытки контролировать ход следствия довели до того, что наружное наблюдение за членами следственно-оперативной группы и мной лично стала вести вся московская ГАИ. Установить и доказать это удалось только с помощью специально проведенной радиоразведкой КГБ операции.
По указанию Андропова с Щелоковым встретился заместитель председателя КГБ СССР Цинев. Предъявленные министру материалы о противозаконной деятельности его подчиненных были бесспорными. Он извинился и заверил, что необходимые меры примет. Правда, сказал приехавшему с Циневым заместителю начальника управления 2-го главка[35]
генералу В. Н. Удилову: «Как бы мои архаровцы не убили следователя. Пусть будет поосторожней!»– Как, не страшно? – спросил меня на другой день Вадим Николаевич.
– Конечно, страшно, – признался я. – Только отступать поздно.
Действительно, обстановка после этого стала поспокойнее, но разговоры о том, что материалы дела фабрикуются, продолжались на различных уровнях. Психологический прессинг не прекращался.
Мы хорошо понимали, что показания показаниями, но точки в этом деле могли быть поставлены в случае обнаружения вещественных доказательств. Все наши усилия были направлены на то, чтобы их найти. При работе в этом направлении нас ожидал своеобразный сюрприз.
Во время очередного допроса Лобанова обратили внимание на то, что он очень обеспокоен тем, как ведет себя на следствии его жена. У нас крепла уверенность в том, что она располагает информацией о преступной деятельности мужа. Но какой? Поединка со следствием они не выдержали одновременно, в один день.
– Понимаете, я доподлинно ничего не знаю, – стала рассказывать жена Лобанова. – Но однажды, лет пять назад, я уезжала на несколько дней. Когда вернулась, увидела в комнате много следов крови. Виктор сказал, что подрался с приятелем. Я помогала ему эти следы замывать… А потом, года через два, он пришел домой сильно пьяным и сказал, что у нас в квартире убил человека…
Да, это было еще одно убийство…
В декабре 1975 года, работая в 4-м отделении милиции, Лобанов во время дежурства на станции метро «Таганская» задержал жителя города Армавира Анцупова, находившегося в Москве проездом в командировку. За мзду пообещал отпустить его. Распив с задержанным бутылку водки, предложил продолжить пьянку у себя на квартире. По пути они заехали в гостиницу «Россия». За спиртное расплачивался Анцупов, при этом за деньгами полез в плавки. Это и натолкнуло Лобанова на предположение о том, что так можно прятать только большую сумму денег.
Парня он убил, но денег оказалось мало, всего восемьдесят рублей. Нужно было избавляться от трупа, и, накупив на деньги потерпевшего дешевого вина, Лобанов занялся расчленением трупа. На это у него ушло несколько дней.