Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя

В комнате милиции майора впервые увидел Рассохин, который к этому времени проснулся и немного протрезвел. Задержанного затащили за перегородку и снова стали бить, но совершить убийство никто не решался. Тогда Попов побежал в ближайший ресторан за водкой. Спиртным он надеялся подбодрить собутыльников, и, когда вернулся, все произошло просто и потому страшнее.

Из показаний обвиняемого Попова: «Как только я вошел в комнату милиции, за мной кто-то захлопнул дверь. Увидел, что Лобанов и Телышев затащили Афанасьева за барьер. Я приблизился к ним. Кто из них свалил его, я точно сказать не могу. Я увидел, что Афанасьев как бы сполз по стене на пол. Он пытался вырваться, но Лобанов удерживал его и не давал встать. Я понял, что они не решаются ничего сделать, а Лобанову нужна помощь, и подошел к ним. Чтобы мне было удобнее, правую ногу прижал к лавочке, а потом протянул ее чуть вперед, так что моя голень полностью лежала на лавочке. Подумал, что нужно подстраховаться и не выронить бутылку, которая могла разбиться. Страхуя себя свободной рукой, чтобы не упасть, другой дотянулся до головы Афанасьева, зажал его волосы рукой и два раза, оттягивая голову к себе, ударил затылочной частью о стену…»

Чем дальше продвигалось следствие по выяснению обстоятельств убийства, тем ожесточеннее становилось сопротивление тех, кто был напуган таким ходом событий. В верхних эшелонах власти срочно формировали мнение о том, что прокуратура и КГБ фабрикуют дело с целью подрыва авторитета органов внутренних дел. От Найденова требовали объяснений, он от нас – бесспорных доказательств вины Лобанова, Попова и других. Мы же пока располагали только их показаниями.

Итак, к исходу двух недель расследования стало более-менее ясно, кто избивал Афанасьева. Но кто и как вывез его к поселку Пехорка? Подозрение пало на бригаду медвытрезвителя, которую в тот вечер трижды вызывали на «Ждановскую». Согласно журналу регистрации медвытрезвителя, второй вызов был в то время, когда в комнате находился Афанасьев. Напротив записи о третьем вызове значилось: «Отказались сами…» То есть в 21 час 45 минут бригада прибыла в комнату милиции, но пьяного с собой не забрала, а если быть точнее – никого не доставила для вытрезвления. Почему?

Бригадир Гейко и два его напарника упорно твердили, что ничего не помнят.

Первым, кто рассказал о том, как якобы избавились от Афанасьева, был Рассохин.

– Я не принимал участия в убийстве, – заявил он, – но, когда ребята добавили ему при мне и он потерял сознание, я решил, что нужно от него избавиться, иначе придется отвечать, да и меня уволят. К десяти вечера приехал Гейко. Мы попросили его вывезти Афанасьева и где-нибудь выбросить, а там пусть разбираются. В случае чего скажем, что мы его отпустили, пусть докажут другое. Гейко колебался, и тогда я забрал из портфеля Афанасьева бутылку коньяка и налил ему стакан. Он выпил и сказал: «Добро». Мы помогли ему вынести майора, и бригада уехала. Что дальше было, пусть сами говорят…

Проверкой установили: Гейко был в комнате милиции, видел избитого Афанасьева и действительно распил с Рассохиным и Пиксаевым бутылку коньяка, отобранную у потерпевшего. Гейко все напрочь отрицал.

Когда у нас почти не оставалось сомнений в том, что Афанасьева вывезли на автомашине медвытрезвителя, на допрос неожиданно попросился Лобанов:

– Появились у меня какие-то смутные воспоминания… Вижу перед собой черную «Волгу», в нее затаскивают Афанасьева, а рядом Рассохин. Он залезает первым, потом тащит этого комитетчика…

Ничего, кроме раздражения, заявление Лобанова у меня не вызвало.

– Забери свою явку с повинной. Когда появятся не смутные воспоминания, а желание говорить правду, передашь, чтобы тебя вызвали.

Ох, как не просто преодолевать барьер предубежденности, уверенности в том, что ты на правильном пути!

Мы готовились к очной ставке между Гейко и Рассохиным, обдумывая различные варианты ее проведения. Однако меня не покидало чувство сомнения в виновности Гейко. Что-то было не так.

И вдруг вспомнил: запись в протоколе осмотра места происшествия! Сам протокол был составлен поверхностно и состоял примерно из двадцати предложений. Ни фотосъемки, ни изъятия следов на месте обнаружения тела потерпевшего не производили, но была там одна настораживающая фраза – о следах автомашины, напоминающих протектор колес «Волги» – ГАЗ-24.

Работники милиции и следователь, первыми прибывшие к поселку Пехорка утром 27 декабря, на допросах вели себя скованно. Видно было, что они знают больше, чем говорят. Недостатки, допущенные при осмотре, объяснили слабым профессиональным уровнем. Но того, что возле тела Афанасьева видели след развернувшейся автомашины «Волга», не отрицали и довольно убедительно обосновали свои предположения о том, как эти следы образовались.