Дело о Бабе-яге

Невзрачный, вывалянный в грязи и пепле мужичок. На щеке — глубокая царапина, из которой, теряясь в бороде, стекают струйки крови. Он весь какой-то средний: не высокий и не низкий, не толстый и не худой, ни молодой ни старый… Но взгляд — будто ледяной буравчик. Так и кажется, что дырку провертит. В руке мужичка покоится здоровенный "Носорог".

— Сожалею, если испортил вам игру. — говорит он таким тоном, что можно понять: ни о каких сожалениях речи не идет. — Но я не мог рисковать.

— Это была не игра. — Лумумба, отряхнув руки, поднимается и отворачивается от поверженной Матери. — Вы хоть представляете, какой силы мага вы убили?

— Я застрелил преступницу. — посчитав оставшиеся патроны и с щелчком вернув барабан на место, он сует револьвер обратно в кобуру. — И избавил город и всех его жителей от участи быть сожженными заживо. До ваших магических экзерсисов мне нет никакого дела.

Посеревшие щеки и сузившиеся в иголку зрачки означают, что учитель взбешен до крайней степени. Но он берет себя в руки: на чужой территории, инкогнито — не время качать права…

— Возможно, вы приняли единственно верное решение. — говорит он горько, а затем, после секундного раздумья, протягивает незнакомцу руку. — Василий Лумумба. Маг.

Незнакомец руку принимает спокойно, без опаски и предубеждения, и пожимая, улыбается.

— Очень приятно познакомиться. Таракан. Охотник на магов.

Глава 7

ИВАН

Она была тонкая, мелкая, на вид — не больше пятнадцати. Глаза — как у дикой кошки. Видели таких? Тощие, злые, готовые на всё ради котят.

Маша… Рыжая бестия. У нас в банде была такая. Её даже вожак боялся.

Девчонка сидела на пригорке, рядом с парнем в разбитых стеклах, и, когда Лумумба протянул руку, я думал, она вцепится в неё зубами.

— Зачем вы приперлись, тройной вам тулуп об лед с переворотом. — наставник от такого загиба из уст крошечной девчонки опешил. Я, признаться, тоже присел.

— Барышня… — робко попытался наладить контакт учитель.

— Тамбовский упырь тебе барышня. — она вскочила на ноги и уперла руки в бока. — Мать застрелил Таракан. Драконов тоже мы завалили. Но что мы видим? В последний момент, как чертики из табакерки, из лесу выпрыгивают два паршивых наркомана, делают ручками пару пассов и забирают себе все лавры. — она наскакивала на Лумумбу как молодой, едва оперившийся петушок на старого матерого орла.

Я возмутился. Какое право имеет мелкая пигалица на нас орать? Мы, можно сказать, их жопы из пекла вытащили. Должны в ножки кланяться, да благодарить. По гроб жизни.

— С чего ты взяла, что мы это из-за денег?

— А из-за чего же еще? — встрял парень. Глаза его разъезжались в стороны, как у безумного кролика. — Присвоите себе все заслуги, Шаробайка вам, магам, и поверит. Мы-то кто для него? Так, пушечное мясо…

— Господа! — Лумумба примирительно поднял руки. — Смею вас заверить: никакой славы и наград мы не добиваемся. Оказались мы в вашем городе случайно, проездом. Проснулись среди ночи, от криков испуганного населения. Вмешаться решили исключительно из чувства самосохранения — не хотелось наблюдать поутру руины гостеприимно отнесшегося к нам населенного пункта.

— Мы прекрасно обошлись без вас, город был в безопасности. А теперь… — Маша безнадежно махнула рукой.

— Они правы. — вдруг сказал Таракан, до того не принимавший в беседе никакого участия. — Поймите правильно, молодежь: если б маги её не спеленали — хрен бы я попал. Револьвер — это не снайперка. Всё могло закончится по-другому.

— Вот, Тара, ты всегда так. — буркнула Маша. — Сделаешь большое дело, а победу кому-нибудь другому всучишь, насильно. Дон Кихот хренов. И что нам теперь? Табор сгорел — одни головешки, сокровища развеялись пеплом… А мы в это дело столько бабла вбухали — год можно было ничего не делать, только на балалайке играть.

— Если дело только в компенсации, то я… — Лумумба сделал вид, что лезет в карман плаща, за бумажником.

Маша устало вздохнула.

— Ну откуда у вас деньги? Разве что, наколдуете. — она окинула взглядом Лумумбу, одетого в свой походный, вываренный в щелоке и пропитанный смолой, плащ. Выглядел плащик и вправду не очень, да и весил порядочно, зато мог отразить огненный шар или даже пулю.

— Девушка, не надо грубить. — урезонил её наставник. — Люди мы действительно не богатые, но предлагаем ведь от чистого сердца.

— Чужого нам не надо. — обрубил Таракан. — Сами разберемся. Пойдем к Хрону, посчитаем, может, хоть компенсацию за боеприпас выплатит… А тебе, Маха, я отдам. — он сочувственно посмотрел на девчонку. — В конце концов, это я тебя уговорил.

— Никто меня не уговаривал. — в голосе дюймовочки звякнул металл. — Рисковали вместе, и проиграли тоже вместе. Всё равно без сокровищ Матери это всё бесполезно. Столько, сколько мне нужно, ни у кого нет. Конец всем надеждам. — совсем тихо добавила она отворачиваясь, как бы про себя.

— Жадность — второе счастье, я всегда так говорил. — заржал Обрез. Он явно не проникся моментом.

Маша глянула на парня через плечо — как на искалеченную, но неприятную и опасную зверушку, но ничего не сказала.