Дело о девушке с календаря

— У меня находилась на лечении одна из собак Бордена. Но он любил, чтобы ночью все его собаки были дома. Поэтому, как правило, собак приводили ко мне рано утром, в течение дня я лечила их, а на ночь их уводили. В тот понедельник в восемь часов утра собаку доставили ко мне, а в девять вечера за ней должен был приехать мистер Ферни. Когда в девять он не приехал, я подумала, что его что-то задержало, и решила подождать его звонка. Мне пришлось ждать почти полтора часа, да и то позвонил не мистер Ферни, а какой-то мужчина, который сказал, что звонит от имени мистера Ферни и что тот неожиданно задержался. Он спросил, не могу ли я подготовить собаку к отправке домой, несмотря на позднее время, потому что мистер Ферни уже едет ко мне.

— Вы согласились?

— Да. Я сказала, что собака будет в моей машине. Вывести ее и погрузить — дело пяти минут.

— Вы так и сказали?

— Да.

— Когда приехал мистер Ферни?

— Я только-только завела собаку в машину. Он поставил свою машину у меня перед домом, а к Бордену мы приехали на моей.

— Как далеко вы живете от дома Бордена?

— Чуть больше двух миль.

— Что было потом? — спросил Мейсон.

— Мы подъехали к калитке. Мистер Ферни ключом открыл ее и взял от меня собаку. Я сказала ему, что хотела бы поговорить с мистером Борденом об этой собаке, посоветовать ему сделать ей операцию. Мистер Ферни предложил мне войти с ним в дом и узнать, есть ли возможность поговорить с хозяином.

— Дальше?

— Мы вошли в дом. Вскоре мистер Ферни сказал, что в своем кабинете мистера Бордена нет, но, наверное, он наверху, в студии, он пойдет поищет его…

Тут секретарь суда стукнул молотком по столу:

— Всем встать!

Пока Эрвуд занимал свое место за судейским столом, Мейсон шепотом продолжал расспрашивать доктора Коллисон:

— Когда вы уезжали, Ферни поехал с вами?

— Да.

— Оставался ли он один, вне вашего поля зрения, пока вы находились в доме?

— Да. Завыла сирена охранного устройства, и он вышел узнать, что случилось, отозвать собак и выключить прожектора. Именно в тот момент я ответила на телефонный звонок, сказав, что мистер Борден просил его не беспокоить. Я решила, что какой-то любопытный бездельник хулиганит у ворот. Кроме того, мне было известно, что мистера Бордена действительно нельзя беспокоить, если он этого не хочет.

— А оставался ли Ферни вне вашего поля зрения внутри дома?

— Только тогда, когда поднялся на несколько ступеней, чтобы постучать в дверь студии.

— Вы слышали стук?

— Да.

— Вы слышали какие-нибудь голоса?

— Нет.

— Не мог он войти туда?

— Конечно нет. Для этого у него не было времени. Я услышала стук, потом он сразу же спустился вниз. Вы знаете, мистер Мейсон, когда он спустился ко мне, у него был какой-то совершенно ошарашенный вид. Он сказал, что Борден в студии и велел его не беспокоить. Еще он сказал…

— Прошу тишины в зале суда, — громко произнес судебный пристав. — Можно сесть.

Эрвуд занял свое место и взглянул на окружного прокурора:

— Магнитная лента готова, мистер окружной прокурор?

— Да, ваша честь. Но я еще раз хочу заявить о нашем возражении на основании того, что недопустимо пользоваться доказательством, подлинность которого не установлена. Это некомпетентно, несущественно и в настоящий момент не имеет отношения к делу.

— Магнитная запись действительно та самая, которая найдена в доме Бордена?

— Да, ваша честь.

— Тогда возражение отклоняется. Мы прослушаем ее. Гамильтон Бюргер с оскорбленным видом занялся магнитофоном. Затем в течение десяти минут в зале суда через динамик звучали голоса Джорджа Анслея и Меридита Бордена.

В конце беседы голос Анслея произнес:

— Ну, думаю, мне пора уходить. Голос Бордена ответил:

— Я рад, что вы посетили меня, Анслей, и позабочусь о вас, как смогу. Полагаю, что у вас больше не будет неприятностей с инспекторами. Они, как и все остальные, не любят, когда о них идет дурная слава, а ведь это в основном зависит от меня.

Затем послышался смех Бордена, в этом смехе чувствовалась ирония.

— Я сам могу найти дорогу, — сказал голос Анслея.

— Нет-нет, я провожу вас до двери. — К сожалению, сегодня я один в доме.

Магнитная лента с шипением крутилась еще секунд десять, потом раздался странный глухой звук, после которого все шумы на пленке исчезли, хотя кассета продолжала крутиться.

Гамильтон Бюргер подошел к магнитофону и стал перематывать ленту назад.

— Это все, ваша честь, — сказал он. Эрвуд задумчиво нахмурился и спросил:

— Что означают эти потрескивающие звуки, которые слышны на пленке после того, как исчезли голоса, мистер окружной прокурор?

— Они возникли оттого, что пленка продолжала крутиться, а микрофон был включен на запись.

— А что это за глухой звук?

— Это звук того выстрела, который убил Меридита Бордена, — ответил Гамильтон Бюргер и с жаром добавил: — С разрешения суда, мы заявляем, что нас вынудили раскрыть наши карты. Мы намеревались предъявить это доказательство в высшей инстанции суда, который будет судить обвиняемого.

— Защита имела право предъявить пленку в качестве одного из доказательств, — ответил Эрвуд, — и сделано это было по приказанию суда в ответ на требование защиты.