Дело о кониуме

— Я старая, думала, свое дело уже сделала.

— А зачем забрали его назад?

Старуха изумленно посмотрела на Ершова:

— Как вы узнали?

— Узнал, — блефовал Ершов. — Но почему?

— Я еще и бабушка. Узнав, что Инка хочет развестись, я испугалась. Эго всем бы помешало, Гаврик немой сын, но, а если в суматохе ее… Я бабушка. Да и про расследование твое я знала, так лучше, что ты ко мне, а не к ним пришел, я пожила свое.

— Понятно, — промолвил гость. — Но что с вами?

— Боже! — испуганно вскрикнула старуха. — У меня немеют ноги… — И схватив свою чашку, стала пристально ее рассматривать.

Ершов хмыкнул.

— Рисунок тот же, я старый картежник, знаю, что сетчатые рубашки лишь для непосвященного одинаковы, а для любого профессионала каждая индивидуальна. Чашки я не менял. — Он вытащил из кармана мятый комочек целлофана. — Я на всякий случай перелил свой кофе в облатку от сигарет, ваш — себе, а из облатки — вам. Слышали загадку про волка, козу и капусту.

— Как болят ноги, — простонала старуха.

Ершов перенес бабулю на кровать.

— Почтеннейшая, как только вы скажете мне, где яд, я вызову скорую помощь.

Старуха с ненавистью посмотрела на Ершова и одними губами прошептала:

— Серебряная пагода на кухне.

И точно — на столике у плиты, среди кастрюлек, сковородок, чайников стояла замысловатая трехэтажная, из почерневшего серебра, башенка, покрытая четырехугольной крышей и опирающаяся на пять ножек, одну центральную и четыре гнутых угловых. Ершов взял пагодку, повертел в руках, надавил на шпиль крыши, и тут же из средней ножки выплеснулась порция мутной жидкости.

Ершов вызвал скорую помощь, забрал башенку, свою чашку из-под кофе, стер отпечатки своих пальцев с телефона, написал на листе бумаги крупными печатными буквами: «яд-кониум», — положил записку на видное место и, оставив двери незапертыми, ушел.

Онемение тогда добралось еще только до бедер бабушки.

Поздним вечером Ершов собрал всех в кабинете Иерихона. Ершов к этому времени успел уже перекинуться с каждым в отдельности короткими репликами. Самого Иерихона вызвали на консультацию, и Ершов расположился за его столом. Заторможенная Галина и тихо плачущая Инна расселись в креслах против него, а бледный, взъерошенный мэр, сжав руки, кружил за их спинами.

— Сначала хорошее, — заговорил Ершов. — Убийств больше не будет. Все. Больше никто не умрет. А теперь плохое: я опечалю вас всех, но, мне кажется, вы должны знать правду.

— Я требую всей правды, — произнес мэр.

— Тогда я прошу не перебивать меня, я все расскажу, а потом уж спрашивайте, ругайте, бейте… Основная тайна этой истории заключается в том, мне трудно говорить об vtom вам, но поверьте, преступления свершились потому, то Фаина Николаевна и Володя были любовниками.

Мэр покрылся красными пятнами:

— О чем ты говоришь?

Инна протяжно всхлипнула.

— Отсюда и эта непонятная записка, которую Инна обнаружила час назад. Прочти Инна.

Инна утерла ладонью глаза и ровно, без интонаций, прочитала:

— «Прощайте, родственники. Не ищите нас в поганой России. Жаль, Васю не сумели забрать. Инна, ты была плохой дочерью, плохой женой, постарайся быть хоть матерью. Фаина. Владимир».

— Как — не в России? — прохрипел мэр и махнул рукой. — Я же сам им паспорта делал, сам гадине счет открыл…

Ершов продолжил:

— Трагедия началась тогда, когда ваш отец приехал на дачу. Его никто не ждал, ворота были закрыты, привратника уже отпустили. Он прошел через калитку, но не разобрался с воротным запором и пошел к дому пешком, где и застал врасплох ничего не ожидающую пару. В панике Фаина Николаевна вызвала свою мать. К их счастью, старик сам не хотел публичного скандала, но хотел раскрыть глаза вам, мэр, а…

— Бабушка! — в испуге вскрикнула Инна.

— Да, она была настоящая мать, она боялась за свою дочь и опередила события с помощью маленькой чашечки кофе. А потом произошел дурацкий случай. Галя, вспомни,

— Он бубнил, что без цикуты здесь не обошлось, что очень похоже на товарища Цикутина.

— Но бабушки не было на празднике, — с облегчением сказала Инна.

Мэр ходил из угла в угол, плотно сжав губы.

— Бабушки не было, — согласился Ершов. — Вот и решайте, вспоминайте, думайте: кто наливал Жене кофе, кому могла отдать яд бабушка, Фаине Николаевне или Володе?

— Продолжай, — вздохнул мэр.

— И то, что Галю так грубо, неловко арестовали, что на меня столь непрофессионально нападали, тоже свидетельствует о том, что за этим делом не мафия стояла, а одному хорошему парню приятели подмогли, не более того. Так что ничего, Галина, не бойся. Но перехожу к финалу. Сегодня я допустил грубую ошибку. У вашей бабушки сегодня первым был я. Это меня она собиралась отравить, но по ошибке выпила яд сама.

— Бабушка? Тебя? Не может быть! — затряслась в истерике смеха Инна.

— Так получилось, — вздохнул Ершов. — Но когда она почувствовала, что отравлена, рассказала мне все и отдала флакон с ядом. Видели вы его? — переспросил Ершов, достав серебряную пагоду.

И мэр, и Инна кивнули.

Галина вскрикнула:

— Она же в тот день ее Жене показывала! Фаина Николаевна… Помните, за кофе?