Дело о кониуме

— Вот-вот, — продолжил Ершов. — А ошибся я в следующем; вызвав «скорую», я написал на листе бумаги: «яд-ко-ниум» — и ушел, оставив дверь открытой. Не сообразил, что, решив убить меня в своем доме, бабушка должна была вызвать кого-то с машиной, дабы увезти мой труп. Вы уже знаете, что «скорая», прибыв на место, нашла дверь запертой. Пока искали милицию, пока ломали запор, человек успел умереть, а записка «яд-кониум» исчезла, но через какое-то время обнаружилось «прощальное» письмо. Мне надо что-то еще объяснять?

Несколько минут длилось молчание.

— Что ж, ребята, — сказал наконец мэр. — Забудьте о произошедшем, не вспоминайте, я отомщу за всех сам, если доведется, а пока прощайте, поеду в банк, может, можно еще что-то сделать. Ах, Фаина, Фаина… Завтра же я подаю прошение об отставке. Пойдем, дочь.

— Нет, папа, иди один. Мне еще надо поговорить.

Галина встала.

— А смерть Жени так и сойдет им с рук?

Ершов вздохнул.

— В Афинах казнь заменялась порой вечной высылкой, они и так себя уже наказали.

— Укатив в Европу?

— Изгнав себя из России…

Хмыкнув, Галина ушла вслед за мэром, а после, заперев кабинет, удалились и Ершов с Инной. Вскоре они добрались до его дома:

— Но, Ерш, — плакала Инна. — Как такое могло случиться? Мама и Вовочка, они же только ругались.

— Ругались, когда он водил тебя в кабак, когда он спал с тобой. Я заподозрил их уже тогда, когда увидел, как они играют в теннис, какие они азартные игроки, какие дополняющие друг друга партнеры.

— Но, Ершик, а как же мне теперь жить-то на этом свете?

— Как всем. Будешь растить ребенка, работать, молиться, а если повезет, то настанет время, когда Бог даст тебе за мученья твои и радость любви, и счастье веры.

ДЕЛО О ПРАВНУКЕ НЕЧАЯ

Толстый лысый профессор медицины Иерихон Антонович Быченко долго трезвонил в дверь. Наконец, замок звякнул, и перед профессором предстал мятый, заспанный переводчик-авантюрист Сергей Ершов. Мотнув головой, Ершов зевнул в ладонь, извинился:

— Проходите в кухню, угощайтесь сладким, ставьте кофе, я сейчас.

Когда через несколько минут умытый и причесанный Ершов вошел в кухню, кофе булькал в тигле, а Иерихон смачно жевал конфеты.

— Серега, — хмыкнул профессор, — чем это ты по ночам занимаешься?

— Дело молодое, — скорчив ханжескую гримасу, попытался замутить воду Ершов, испытывающий ощущение банального мерзкого похмелья.

Розовощекий Иерихон чмокнул губами.

— Сейчас хватанем кофейку, проснешься.

— Уже, — скривился Ершов.

— Ерш, — проникновенно внушал за завтраком Иерихон, — надо помочь старому Нечаю.

— Дедушке отечественного машиностроения?

— У него пропал правнук.

— Его внучка родила сына?

— У него есть дочка от той жены, на которой он лет в шестьдесят пять женился. А еще у него был сын, рожденный году в восемнадцатом. Звали его Павлом Мухановым, он после школы поступил в летное училище, провоевал всю войну, остался в кадрах, но очень рано, лет в пятьдесят умер. Внук Нечая Костя, классный программист, уехал два года назад в Канаду по контракту, а Пашка — правнук — болтался в институте экспериментальной медицины в должности старшего лаборанта и неделю назад исчез. Пашкина жена и мать теребят милицию, прокуратуру — все без толку. И старый Нечай позвонил мне.

— Чтоб вы впрягли меня? Исчезновение — дело муторное: налетел Пашка случайно на маньяка, в случайном месте, в случайное время…

— Не такой был Пашка, чтобы случайно на что-то налетать. Мог, конечно, но вряд ли. А вот причин прибить его было достаточно. В той же семье желать его смерти могли и кровные родственники, ибо он неожиданно оказался потенциальным наследником по двум линиям, а мать его считает, что и жена убить могла. На службе потенциальных убийц и вовсе не счесть.

— Убийц старшего лаборанта? Он что, сам злодей? Кнопки им на стулья раскладывал? — недоверчиво хмыкнул Ершов.

— Помнишь анекдот, — заулыбался Иерихон, — как сдавали дом к празднику? Четырехэтажный. И в спешке забыли гальюны в него встроить. Задумались власти, кого же туда селить? Потом сообразили: на первом этаже улица близко — любого можно; на второй решили селить студентов — тем всегда некогда, не до этих дел; на третий — пенсионеров, они все на анализы носят. С последним этажом долго ничего придумать не могли, но вдруг вспомнили, что существуют научные сотрудники, которых хлебом не корми, дай только на кого-нибудь нагадить. А Пашка очень умным был и методики ставил отлично. Он за те восемь лет, что в институте провел, десятка три диссертаций успел слепить.

— Как так?

— Ученый от Бога, вот так.

— Но вы же говорили, что он всего-то старший лаборант.

— Ну да. Сам он не защищался, даже в мэнээсы не подавал.

Первую пару сделанных им тем у него отняли, тогда он плюнул на карьеру и сам стал торговать диссертациями.

— Я не понимаю…