Дело о пеликанах

Был еще один факс, четвертый, с фотографией Томаса Каллагана, так, для архива.

Он взгромоздил ноги на стол. Был вторник, почти девять тридцать утра. В отделе новостей стоял гул и рокот, как на хорошо организованном митинге протеста. За последние сутки он сделал восемьдесят телефонных звонков, но показать ему было нечего, кроме четырех фотографий и пачки финансовых счетов. Это ни к чему не привело, да и стоило ли беспокоиться? Она вот-вот расскажет ему все сама.

Просматривая «Пост», он увидел странный материал о каком-то Верееке и его кончине. Зазвонил телефон. Это была Дарби.

– Видели «Пост»?

– Я пишу в эту газету, не забывайте.

Она не была настроена на шутливый тон.

– Статью об адвокате из ФБР, убитом в Новом Орлеане, видели?

– Я как раз читаю ее. Это имеет к вам какое-нибудь отношение?

– Можно сказать, имеет. Слушайте внимательно, Грантэм. Каллаган передал дело Верееку, который был его лучшим другом. В пятницу Вереек приехал в Новый Орлеан на похороны. Я говорила с ним по телефону в конце недели. Он хотел помочь мне, но я боялась. Мы договорились встретиться вчера в полдень. В воскресенье около одиннадцати вечера Вереек был убит в своем номере. Уловили это?

– Да, уловил.

– Вереек, конечно же, не пришел на встречу, так как к тому времени был уже мертв. Я перепугалась и уехала из города. Сейчас я в Нью-Йорке.

– О’кей. – Грантэм торопливо записывал. – Кто убил Вереека?

– Я не знаю. Есть еще много чего рассказать. Я прочла «Пост» и «Нью-Йорк таймс» от корки до корки, но ничего не нашла о другом убийстве в Новом Орлеане. Был убит человек, с которым я разговаривала, принимая за Вереека. Это длинная история.

– Похоже на то. Когда я заполучу эту длинную историю?

– Когда вы сможете приехать в Нью-Йорк?

– Я могу прибыть к полудню.

– Это слишком быстро. Давайте запланируем это на завтра. Я позвоню вам завтра в это же время и передам инструкции. Вы должны быть осторожны, Грантэм.

Он любовался джинсами и улыбкой на фотографии, которая висела на доске достопримечательностей.

– Можно просто Грэй, хорошо? Не Грантэм.

– Как вам будет угодно. Некоторые влиятельные люди боятся того, что я знаю. Если я расскажу, это может погубить вас. Я уже видела трупы, понятно, Грэй? Я слышала взрывы и выстрелы. Вчера я видела мозги человека и не имею понятия, кто он и почему был убит, за исключением того, что ему было известно о деле о пеликанах. Я доверила ему свою жизнь, и он был убит выстрелом в голову на глазах у полусотни человек. Когда я смотрела, как он умирает, мне пришло в голову, что он, вероятно, не был моим другом. Сегодня утром я прочла газету и поняла, что он точно не был моим другом.

– Кто его убил?

– Мы поговорим об этом, когда вы приедете сюда.

– Хорошо, Дарби.

– И еще один момент, который нужно обговорить. Я расскажу вам все, что знаю. Но вы ни в коем случае не должны использовать мое имя. Написанного мной уже хватило для того, чтобы погибло по меньшей мере три человека. И я уверена, что следующая очередь моя. Мне не хочется искать дальнейших приключений, ведь меня будет легко установить, о’кей, Грэй?

– Договорились.

– Я отношусь к вам с большим доверием, хотя не знаю почему. Если у меня возникнут сомнения, я исчезну.

– Даю вам слово, Дарби, и клянусь.

– Боюсь, что вы совершаете ошибку. Это не обычное журналистское расследование. Тут можно погибнуть.

– От рук тех же, кто убил Розенберга и Джейнсена?

– Да.

– Вы знаете, кто убил Розенберга и Джейнсена?

– Мне известно, кто платил за убийства. Я знаю его имя. Я знаю его бизнес. Я знаю его политику.

– И вы скажете мне завтра?

– Если буду жива.

Последовало долгое молчание, пока каждый думал о своем.

– Может быть, нам стоит поговорить немедленно? – спросил он.

– Может быть. Но я позвоню вам утром.

Грантэм положил трубку и на секунду засмотрелся на не совсем четкую фотографию этой симпатичной студентки-юриста, убежденной в своей скорой смерти. Мелькнула мысль о галантном рыцаре, спасающем даму сердца. Ей было за двадцать, она предпочитала более старших по возрасту мужчин, судя по фотографии Каллагана, и неожиданно среди всех остальных она выбрала его. Он попробует добиться ее расположения и будет ее защищать.

Кортеж автомобилей медленно направлялся за город. Через час президент должен был выступать с речью в Колледж-парке. Он сидел в своем автомобиле, расслабившись, и читал текст, написанный Мэбри. Скривившись, сделал пометку на полях. В обычный день это была бы приятная поездка в красивый университетский городок для небольшого и легкого выступления. Но сегодня все было иначе. Рядом с ним в лимузине сидел Коул.

Начальник штаба администрации, как правило, избегал подобных поездок. Он дорожил такими моментами, когда президент выезжал из Белого дома и ему представлялась возможность единовластного управления делами. Но им надо было поговорить.

– Я устал от речей Мэбри, – сказал расстроенно президент. – Они все звучат одинаково. Клянусь, я уже произносил такую на прошлой неделе на собрании членов клуба «Ротари».