Дело о призрачном юнкере

Вахмистр Белов, недавно отпраздновал 28-ой день рождения. Сирота, сведений о родителях не сохранилось, однако в возрасте 8 лет был определен в Александровский кадетский корпус для малолетних сирот. После упразднения корпуса прибился к полку, а вскоре был зачислен в состав, как «подающий успехи». Успехи, видимо, были действительно выдающимися, потому что Белов от рядового дослужился до гвардейского вахмистра – высшего унтер-офицерского чина, помогая командиру эскадрона. Был ранен в русско-турецкой, с 1879 стал каптенармусом Дмитриевского училища. Мог ли он пересечься с Чагиным во время войны с османами, и если да – то что их объединяло?

Больше всего связей было между Красовским, Паниным и покойным Сердецким. Они были неразлучны с середины 1840-х. Когда Сердецкий получил свой собственный полк, за ним сразу же последовали оба его друга. Во время Дунайской кампании Владимир Павлович отличился в сражениях с турками и даже был произведен впоследствии в генералы, но уже очень скоро его карьера, по неизвестным причинам, замедлилась. В 1865 году Сердецкого назначили начальником училища, где он со товарищи и провел следующие 15 лет. В заметках Нораева отмечалось, что генерал отметился чем-то предосудительным во время Крымской войны. Доказательств не нашлось, со временем история подзабылась, но подозрения остались, поэтому звание и хлебную должность Сердецкий в результате получил, но являлись они, скорее, почетной ссылкой. В действующую армию генерала не возвращали ни для подавления польского восстания, ни для недавней войны с турками.

Постольский потер уставшие глаза и еще раз обвел взглядом получившуюся схему. В ней очень четко вырисовывались три группы, не связанные между собой – юнкера, офицеры и начальство. Это было похоже на мозаику, которой не хватает одного элемента. Павел встал и раздраженно прошелся по пустому помещению, разминая затекшие ноги и спину. Он еще раз взял с соседнего стола конверт, принесенный фельдъегерем, и тряхнул его в пустой надежде на чудо. И чудо произошло. Из конверта выскользнул и медленно спланировал в круг лампы лист бумаги, дотоле застрявший внутри. Не особо рассчитывая на удачу, Постольский пробежал его глазами.

Письмо было направлено на имя князя Горчакова, командующего войсками во время Дунайской кампании в 1853 от некой Натальи Шеляпиной. По мере чтения глаза Постольского расширялись все больше и больше. Все были здесь: Сердецкий, Панин, Красовский. Взгляд Постольского метался от строки к строке, перескакивая со слова на слово: «заговор», «саботаж», «кражи», «мой собственный брат». Новая связь. И новая причина, по которой кто-то может желать генералу смерти. И не только ему. Постольский схватил свою шинель и бросился из комнаты в поисках служащего, который бы мог подсказать ему, где находится ближайший телеграф.

XIII

24 декабря 1880 года, пятница, вечер, Дмитриевское военное училище, Москва

Погода стремительно ухудшалась и вокруг славной военной школы. В коридорах училища царил холод и гуляли сквозняки. Из-за плотных стекол слышался дикий свист вьюги, а из окон виднелась лишь белая круговерть. Но не от этого похолодела спина и застыли все жили в теле Корсакова, стоящего в дверях квартиры полковника.

Только благодаря лохмотьям, сохранившим следы полковничьих регалий, в окровавленной фигуре на полу кабинета можно было признать командира эскадрона Панина. В реальности нанесенные ему травмы выглядели куда страшнее, чем в сухом описании осмотра места преступления. Корсаков подавил позыв тошноты.

Самым страшным было то, что полковник еще жил. Его грудь часто, но слабо вздымалась. На губах пузырилась кровь. Рядом с ним на колени припал доктор Красовский. Чагин остановился за дверью и встал на страже.

– Как он? – только и смог спросить Владимир.

– Боюсь, с такими ранами не живут, – горестно заключил Красовский. – Я могу лишь попытаться облегчить его страдания.

Панин захрипел. Корсаков, подавляя желание отвернуться, опустился рядом с полковником. Тот искал глазами кого-то, явно не различая склонившихся над ним людей. Наконец его взгляд сфокусировался на Красовском.

– Леша… Это он… – тихо прохрипел полковник. Каждое слово причиняло ему дикую боль, но военный продолжил. – Он… Вернулся… За… Нами…