— Сынок… дай две картошечки. Денежек-то нету совсем… — И протянула мятый бидончик без крышки. — Вот сюда. Христа ради…
— Да… конечно… — Митя засуетился, выбирая картофелины покрупнее. — Вот… — Клубни стукнули об алюминиевое дно.
— Храни тебя Господь… — и бабка двинулась по краю асфальта, неспешно переставляя полуботинки. Митя встретился с Елькой глазами. В них, в Елькиных глазах, не было теперь клоунского азарта. Был… вопрос какой-то. Митя опять огрел себя по лбу.
— Елька! Надо ей насыпать полный бидон!
— Ага! Давай, я… — Он схватил ведерко, побежал, выгибаясь от тяжести, догнал бабку. Начал совать в бидон картофелины. Кажется, говорил что-то. А она стояла обмякшая. Почти что испуганная…
Елька побежал обратно, а бабка мелко крестила его вслед. У Мити нехорошо зацарапало в горле. Будто он виноват был и перед этой старушкой, и перед всем белым светом.
— …Вы так ни хрена прибыли не поимеете, джентльмены, — раздался рядом юный басок. — Благотворительность и бизнес две вещи несовместные, как говорил классик.
Это подкатил на велосипеде парень лет восемнадцати — в обрезанных джинсах, в майке с портретом какой-то рок-звезды, в сдвинутых на лоб очках-зеркалках.
— Научить вас торговать?
— Обойдемся, — буркнул Митя. Не очень, правда, решительно.
— Невоспитанный ребенок… Ладно, вали ведро в кузов, беру не торгуясь.
К багажнику была приторочена пластмассовая корзина (вроде тех, что в магазинах самообслуживания). Митя ухватился было за ведро. Но умный Елька сказал:
— Сперва деньги…
— Ты что, юноша! А где доверие фирмы к покупателю? Я такого отношения не приемлю!
— Тогда жми отсюда, — бесстрашно посоветовал Елька.
— Тю-у, какой невежа! Я вот обтрясу с тебя морскую атрибутику! — Парень перекинул ногу через раму. У Мити вмиг осело в низ живота все нутро. А парень опустил очки, как забрало. — У вас патент на торговлю есть?
— Вон люди идут, — сказал Елька. — Сейчас крикну, будет тебе патент и счастливый момент. С печатью на заднице.
И правда, от моста двигались прохожие, человек десять. В том числе два военных. И парень укатил с резвостью велогонщика.
«Уф… Что я делал бы без Ельки?»
А Елька схватил три картофелины, бросил над головой и… зажонглировал, как цирковой артист.
— Господа, подождите минутку! Гляньте, что за картошка! Лучше картошки, чем эта, больше нигде даже нету!
И опять их обступили. Кто-то смеялся. Седоусый дядька спросил цену и раскрыл большущий, старинного вида саквояж.
— Сыпьте, артисты. Глядеть на вас — полный спектакль.
А Елька не унимался. Он щедро кинул в саквояж свои три клубня (сверх того, что вывалил Митя) и встал на руки. И пошел так вокруг телеги.
— Уважаемые покупатели, торопитесь! Товар кончается, магазин закрывается!
У Мити купили сразу две порции — из большого и маленького ведра. И опять покупателей не стало. А на другой стороне дороги Митя увидел странную девицу. Девочку… Кажется, свою ровесницу.
2
Да, она была не старше Мити и в то же время какая-то крупная. Не то чтобы толстая или грузная, но… широкая такая, с большой головой, усыпанной темными кудряшками, толстогубая. С серьгами-полумесяцами. Ну, прямо африканское создание. На ней были тесные истертые джинсы и просторная кофта — настолько разноцветная, что куда там Елькиному костюму!
Девчонка подняла черный аппарат и нацелилась на Митю и Ельку. Митя понял: не первый раз!
— Эй! — сказал он.
— Чего «эй»? — отозвалась нахальная «африканка».
— Зачем снимаешь? — И Митя зашагал к ней через асфальт. Но без всякой внутренней уверенности. Он более или менее разбирался в людях и знал: у таких вот особ решительный характер. Может и накостылять по шее. Тем более, что весовые категории — разные и не в Митину пользу. Мало того, он ее вспомнил! «Африканка» училась в их лицее, тоже в шестом классе, только встречались они редко и друг друга не знали. Шестой «Л» (литературный) и шестой «А» (архитектурный) занимались в прошлом учебном году в разные смены.
Митя однажды видел, как у раздевалки в эту особу врезался с разбега щуплый резвый пятиклассник. Она поймала его за ворот, вздернула под мышку и отсчитала бедняге по макушке несколько крепких щелчков — при одобрительном молчании дежурной учительницы.
Как бы и здесь не случилось что-то похожее.
Но девочка глянула спокойно. Глаза были коричнево-бархатные и нисколько не сердитые.
— Ты чего перепугался? Я же не для компромата снимаю. Вы же ничего плохого не делаете, а наоборот…
— А зачем тебе это «наоборот»? — сурово и подозрительно спросил Митя (Елька смотрел издалека).
— Ну, так просто. Уличная сценка. Я их собираю для интереса. Для своей коллекции.
— Спрашивать надо, прежде чем собирать, — пробурчал Митя.
— Но зачем! Если всех на улице спрашивать, ничего толком не снимешь!.. Разве бы он стал так бегать на руках, если бы я спросила: «Мальчик, можно тебя сфотографировать?»
— Не-а, я бы не стал… — Оказывается, Елька уже подошел.