Дело о сорока разбойниках

– Как я им это скажу?.. – начал было он, прекрасно зная, что «у ўлди» – значило «он мертв». Не раз Иноземцеву приходилось вслух произносить эти два слова, когда работал в холерной больнице в махалле Кар-Ягды, когда носился с тележкой, груженной хлорной известью, по кладбищам, и каждый раз его пробивала внутренняя дрожь, едва он их слышал.

– Ванечка, миленький, ну не мучайте меня, – взмолилась она. – Это единственный мой шанс спастись! Спасите меня от этих негодяев! Я так устала, так намаялась, я хочу в Париж! Здесь невыносимо…

– Они знают, что вы женщина? – спросил Иноземцев, чувствуя, что не хочет слышать ответа на сей вопрос, невольно слетевший у него с языка.

Ульяна опустила голову. И только одно это движение заставило его похолодеть от ужаса.

– Один знает, – глухо проговорила она. – Но молчит, конечно же… ибо с тигром, кроме меня, никому не справиться. Юлбарс мой, только мой…

Несколько минут оба молчали, Иноземцев стоял точно пригвожденный.

– Я вовсе не собиралась ехать в Туркестан, – проронила она тихо, – но меня по всей Европе преследовали. Я в Бюловке пряталась, они и там нашли, в Сибирь чуть не отправили. Сбежала в Оренбург. А оттуда с купцами сюда приехала. Уж в Закаспии Элен Бюлов нипочем никто бы искать не стал. Прикинулась барышней, которая к своему жениху в Асхабад собралась сбежать, меня и пожалели, взяли с собой. Одна семья, очень добрые люди, дочкой меня называли. И вот…

Ульяна обессиленно вздохнула.

– Сначала я хотела в Асхабаде остаться, но кругом одни военные, без документов мне бы не удалось и часа даже по улицам походить. А подделать бумаги я пока не нашла как… Вечное скитание, страх быть пойманной измотали меня, лишив самого бесценного моего дара – азарта… Я ведь в Бюловке дочку родила… только мертвую. Саввич был моей повитухой. Потому что звать врача было нельзя… Мертвую, но желанную, потому что вашу.

Сердце Иноземцева стало. Не отрывая от Ульяны расширившихся глаз, Иноземцев безвольно опустился рядом.

– Дочку? – слетело с его помертвевших губ. – Когда же?

– Два года минуло. В сентябре то было… Гонялись за мной, совсем загнали, чуть богу душу не отдала. А крошка… Может, так оно и лучше для нее…

Иноземцев онемел.

– Два года… Дочку, – вновь проронил он. – Мою? Ей было бы сейчас два года…

– Простите меня, – прошептала Ульяна и отодвинулась, со стыда голову опустила.

– Нет, – отозвался Иноземцев. Перед его глазами вся жизнь пронеслась. – Это моя вина.

Они долго сидели молча. Иноземцев наконец вернулся сознанием к действительности, но сердце его сковало непреодолимой тяжестью и не отпускало. Он нашел руку Ульяны и с силой сжал ее.

– Почему вы не остались в Асхабаде? – Иноземцев смотрел в пустоту. – Погубили дитя! О какой же грех…

– Здесь все совсем по-другому! – Ульяна подалась к нему. – Вроде хаос, но присмотришься, за всем следят, все у них на учете. Пришлось прятаться в камышах близ Чарджуя, у местных текинцев украла одежду, чтобы если и попасться кому на глаза, то не столь скоро, а папаха хорошо мои светлые волосы скрывала. Оборвышем, ничем не отличающимся от местных, ходила по базарам селений, воровала хлеб и молоко. Несколько месяцев так провела, но быстро наступила зима, и надо было что-то делать. Здесь зимы неприятные, сухие и морозные. Это кажется только, раз летом такой зной, то зимой, как в Африке, нет снега. Черта с два, есть, и еще какой. И холодно, брр, хуже, чем в нашей Бюловке.

Доктор почти не слушал, насилу сдерживая отчаянный вопль. Думал от души его совсем ничегошеньки не осталось, ан нет, оторвался после новости сей горькой громадный ее кусок, оставив кровоточащий скол…

– Вы могли умереть от горячки.

– У меня был Юлбарс.

– Вы могли умереть… – безотчетно повторил тот. Потом вдруг очнулся и перевел взгляд с пустоты на Ульяну. – Откуда у вас этот злосчастный тигр? Где вы его раздобыли?

– Не сердись, Ванечка. Юлбарс жизнь мне спас… В позапрошлом году русские солдаты отстреливали вдоль берегов Амударьи водившихся там тигров. Тигры – народ очень благородный и степенный. Ты их не трогаешь, они тебя не трогают, поскольку человеческое мясо не представляет для них никакого интереса. Людей едят только очень старые и больные тигры. Веками текинцы и сарты, что с бухарской стороны, с тиграми довольно ладно уживались. Животные эти столь деликатны, что просто так не нарушали покой своего старшего брата, поскольку не ждали от него опасности. Человек мог прийти к реке за водой и не заметить тигра, притаившегося в камыше на расстоянии вытянутой руки. Сколько раз так было, – чуть улыбнулась Ульяна. – Забавно! Справа – я, слева – Юлбарс, а посередине какая-нибудь текинская девочка с ведром. Но, увы, когда пришли русские и стали натыкаться то там, то здесь при строительстве железной дороги и мостов на больших полосатых хищников, приняли решение один раз и навсегда очистить эти места от опасного зверя. А они огромные, здешние тигры, не чета тому, что сидит в клетке петербургского зоосада. Вон, Юлбарсу год с небольшим всего, ну ладно, почти два, а выглядит каким!