Дело о сорока разбойниках

– Пришли добить? – простонал Дункан, когда сиделка поспешно выбежала. И было в его голосе столько отчаяния и боли, что невольно Иван Несторович отступил на шаг. Нет, если кто и повинен во всей этой истории, то точно не этот сморщившийся от длительной борьбы с болезнью старик. Уж такую игру сыграть не под силу было даже Ульяне – как-то однажды ей пришлось хлебнуть настоящего мышьяка, чтобы казаться правдоподобной в своих актерских вывертах. Но Дункан не был взбалмошной девчонкой и не стал бы рисковать собственным здоровьем даже ради победы. В сущности над кем? Над бедным неудачником, которому не было на земле спокойного места и репутацию которого он уже с большим успехом растоптал?

– Нет, я пришел поймать негодяя, что, вы говорите, колит вас луноверином, – отчего-то сконфузившись, проронил Иноземцев.

– Вы смеетесь?

– Нет, ничуть.

– Послушайте, доктор Иноземцев, я побежден, я проиграл. Вы победили. Вы довольны? Вы выставили меня сумасшедшим… с этим своим луноверином. Более того, судя по тому, какое у него действие, а я читал ваши парижские статьи, их переводили для «Санкт-Петербургских ведомостей», я впал в зависимость от него. Я теперь несколько дней без укола… Вы явились, чтобы видеть меня уничтоженным, чтобы закрепить чувство торжества над человеком, который напрасно, как вам кажется, засадил вас в желтый дом.

– Чушь, – ответил Иван Несторович и подошел к лампе, чтобы потушить ее. – Я не колол вас.

– Господи, ну сделайте что-нибудь! Это нестерпимая мука, я точно без воздуха…

– Я для этого здесь, – сказал Иноземцев и скрипнул фитилем, погрузив палату в темноту.

Он уселся на место, что давеча покинула сестра милосердия, уронил локоть на тумбочку, рядом опустил оружие и стал ждать. Потом взял, переломил ствол, пальцем проверил, все ли патроны на месте.

– Что вы делаете? – дрожащим голосом спросил Дункан.

– Буду стеречь ваш драгоценный сон и ждать, когда он явится – тот в черном костюме, из-за которого у меня теперь во все лицо зияет шрам.

Дункан запыхтел шумно, заворочался.

– Довольно, Иноземцев, комедию ломать, принесите шприц с вашим этим лекарством, – нетерпеливо бросил он и сильнее дернулся в ремнях; кровать заходила ходуном. – Ну, что вы хотите взамен?

– От луноверина нет лекарства. Это яд. Я ничего не хочу. Подождите еще день-другой, полегчает. Я буду сторожить вас, и уверяю, что поймаю негодяя.

Дункан вздохнул.

– Господи!.. А если я скажу, что в магазине Захо был живой тигр, вы тогда принесете мне этот свой луноверин. Последний раз!

– Последний раз только перед смертью. – Иноземцев стукнул в сердцах ладонью по столу. – Какой, к черту, живой тигр? Вы что же ради укола глумиться надо мной будете? То живой, то мертвый! То шкура, то нет! Уже смирился, что на меня по вашей милости все кругом глядят косо. Поздно на попятную идти. И замолчите, в конце концов. Наши голоса спугнут вашего обидчика, орудующего шприцем.

– С Юлбарсом ходил самый настоящий, живой тигр, его поймать не удалось. В пещере тогда бандиты без тигра были.

Иван Несторович аж вскочил и зажег лампу.

– То есть? – спросил он, медленно, шаг за шагом приближаясь к постели психиатра, чтобы лучше разглядеть его лицо.

– В Чимгане найдена шкура, – тяжело дыша, стал рассказывать психиатр, – и мне пришло в голову объявить всем, что тигра никакого не было, тем более что слухи имелись, что Юлбарс шкурой туземцев пугал. По приезде я тотчас рассказал об этом случае Тверитинову, тому идея понравилась, в тот же день он собрал всех, кто был в гостях у Захо, и велел хранить насчет зверя молчание, если кто спросит – во хмельном, винном бреду не признали, что то был ряженый басмач.

– Почему же я остался в стороне? – сквозь зубы выдавил разъяренный Иноземцев. – Почему меня не вызвали к Тверитинову?

– Потому что я уже объявил… там, в горах, что вам тигр привиделся. Так вышло… А Тверитинов и о бюловском звере, о гиене, о девчонке, от которой у вас мозги набекрень, знает. На ваш счет сразу запрос в Петербург сделали, как только вы тайно приняли магометанское вероисповедание…

Иноземцев закашлялся.

– Решили так и оставить, вас не привлекать, – закончил Дункан.

Минуту Иван Несторович стоял, точно гвоздями пригвожденный, потом за голову схватился и сделал отчаянный круг по палате.

– Это скверная шутка, Иван Яковлевич.

– Вы сами повинны. Зачем было к князю ходить и за Элен Бюлов просить? Мне за это влетело от самого государя телеграммой. Ведь, черт возьми, не было никакой девицы Бюлов! Не было, вы ее все-таки выдумали, я был прав, – прошипел Дункан, но тотчас тяжело вздохнул. – Теперь дадите укол, а?

– Ничего я вам не дам. И не я колол вас! Не смейте про меня так думать! – гневно бросил Иноземцев. Покружил по палате, точно зверь раненый, а потом остановился и добавил веско: – А знаете, что, господин Дункан. Оставайтесь-ка вы один на один с тем человеком в черном, что навещает вас. Если господь сжалится, придет он с очередной порцией луноверина.

И ушел, хлопнув дверью так сильно, что треснул наличник.

Глава XV. К Аральскому морю