Дело о Сумерках богов

– Ох, сударь! Вы бы свой пыл поумерили! Видели мы уже таких велеречивых человеколюбцев. В доме Красного Солнца мертвых, где наши коллеги изучают радиацию и взрывчатые вещества, был один строптивый британец, Джошуа Геккерлей. Он тоже мечтал трудиться во благо человечества и наотрез отказывался разрабатывать оружие. Сигурд не стал с ним церемониться, и гениальный англичанин познал такие пытки, каких не пожелаешь и врагу. Всю оставшуюся жизнь он обречен провести во тьме и боли, и никогда больше не суждено ему испытать восторга открытий…

Тут Фрис окончательно потерял интерес к беседе и вернулся к своим склянкам. Георгий растерянно огляделся и понял, что искать поддержки в этом вертепе бесполезно. Но что же делать? Дом заперт снаружи, а слюдяные окошки слишком малы для побега, к тому же велика вероятность быть замеченным. Но тут он увидел огромный камин, который не топили, – было довольно тепло. Родин схватил чей-то плащ, закутался с головы до ног и, шепотом попросив Полю не высовываться и ждать его возвращения, юркнул в дымоход.

Труба была широкой, камни большими, так что выбраться было довольно просто. Весь перепачканный сажей, что существенно облегчило конспирацию, он мелкими перебежками добежал до дома Красного Солнца. На дверях висел замок. Георгий решил обойти дом сзади и чуть не упал, наткнувшись на большой деревянный короб высотой в половину человеческого роста. Короб мучительно застонал. Присмотревшись, Родин заметил торчащую оттуда голову и сконфуженно извинился. Видимо, кто-то сидел орлом в небольшом ящике, справляя нужду.

– Простите, что побеспокоил, не подскажете ли, где мне найти мистера Джошуа Геккерлея?

– Мистера Джошуа Геккерлея больше нет, – отвечала голова мужским и очень печальным голосом. – Но вы можете поговорить с тем, что от него осталось…

Он качнул головой, ящик покачнулся, слишком маленький для нужника, размером с бочонок…

Родин ужаснулся – так вот о каких муках говорил старик Фрис! Проклятые фанатики сделали из молодого ученого хеймнар – отрубили руки и ноги, прижгли раны и засунули в ящик. Георгий был наслышан об этой изощренной пытке, но как врач считал, что хеймнары не выживают. По правде сказать, еще неизвестно, что хуже – умереть от шока и сепсиса или прожить остаток жизни, страдая от боли, утопая в собственных экскрементах и каждый день выслушивая насмешки. Правду говорят – есть вещи похуже, чем смерть…

– Мистер Геккерлей, – взял себя в руки Родин. – Похоже, мы с вами остались единственные на этом острове, кто еще способен мыслить здраво. Прошу вас, помогите мне остановить Сигурда и спасти как можно больше людей. Расскажите, что с вами произошло.

И Геккерлей, истосковавшийся по нормальному человеческому общению, поведал Георгию свою историю. Оказалось, что он, сын католического священника, приехал из Лондона. Будучи одним из пионеров изучения гексогена, Джошуа долго штудировал работы немецких химиков Ленце и Ганса Геннинга. Геннинг предполагал использовать это вещество для лечения заболевания мочевыводящих путей, но оказалось, что гексоген слишком ядовит, и фармацевты его отвергли.

– А я несколько лет исследовал гексоген и понял, что он не только ядовит, но и является сильнейшей взрывчаткой, по многим показателям превосходящей даже тротил! По скорости детонации он даст десять очков вперед всем остальным известным взрывчаткам, а определение его бризантной способности обычным методом оказалось невозможным, поскольку гексоген разбивал стандартный свинцовый столбик… В общем, я представил свой доклад на рассмотрение нашего военного министерства, но там мои труды сочли бесполезными. Они окрестили гексоген слишком «теоретическим» оружием, не годным для применения в реальных условиях, и я ушел ни с чем. Через некоторое время я был похищен Сигурдом и доставлен на этот остров. Сначала мне показалось, что здесь не так уж и плохо – вон сколько ученых работают и не знают горя, но так было до тех пор, пока я не постиг всю глубину их языческого помешательства. Все эти жертвоприношения, опыты на живых людях… Я, как истинный христианин, отказался разрабатывать оружие для Сигурда.

– И что же было потом?

Голова тяжко вздохнула и с глухой ненавистью отчеканила:

– А потом из меня сделали картофелину. И выставили на потеху. Иные жестокие люди издевались надо мной круглые сутки: щекотали нос, лили расплавленный воск на лицо, а однажды даже пытались приподнять меня над землей за уши… Признаюсь, я едва не забыл все молитвы, едва не потерял веру. Знаете, что эти изуверы приговаривали, когда отрубали мне конечности? Я их слова на всю жизнь запомню: «Мы оставляем тебе голос, чтобы ты мог кричать, уши, чтобы слышать издевки, глаза, чтобы мог смотреть на женщин, яйца, чтобы мог их хотеть…» На этом месте один из них захохотал и в последний раз уронил на меня свой топор с задорным криком: «Впрочем, без яиц тоже хорошо!»

– Мистер Геккерлей, но это же просто дичайшая жестокость даже для язычников. Скажите, могу я что-то для вас сделать?