– Софья Павловна Зюм, имевшая ранее несколько бесполезных попыток заполучить мою особу в свое распоряжение, тогда вечером вызвала меня для разговора и сообщила, что приняла от безнадежности своих попыток яд и собиралась на моих глазах, собственно, умереть. Артистка она великолепная, так что, когда хрипящая женщина упала мне на руки и закричала: «Воздуха!» – мне, естественно, ничего не оставалось, как ей этого воздуха дать. Не знаю, каким образом ей удалось устроить, чтобы в этот момент там появились вы, но своего она добилась. Если бы я увидел перед собой полураздетую женщину и растерянного мужчину, то сомнений в том, что между ними произошло, у меня бы не возникло. – Глаза графа исполнились сопереживанием и сочувствием: – Как же вы, наверное, были во мне разочарованы! А я даже ни письма написать, ни приехать не мог… Но, чтобы закончить с этим, – граф вздохнул, – я никогда не был даже слегка увлечен этой женщиной! А после того, как узнал в ней пособницу дел этого шулера, ее брата, то в полной мере стал презирать. Надеюсь, что более на моем, – граф с осторожной вопросительностью посмотрел на Наташу и поправился: – На нашем пути эта женщина не встанет.
И опять он не дал ничего сказать уже ерзавшей от нетерпения что-то ему объяснить Наташе. Он просительно сжал ее ладони, как бы говоря «скажете после… все после…»
– Второе. Свою тетушку я не убивал. Думаю, здесь особо объяснять нечего. Не убивал, и все!
Третье. С уже, честно говоря, поднадоевшим мне карточным долгом расплачусь, как я и говорил вашему отцу, через месяц.
«Как он взволнован! Как он торопится… – думала Наташа, глядя на его подрагивающие пальцы, на потемневшие глаза, на то, как он, переводя сбивающееся дыхание, прикусывает губы. – Но отчего же? Ведь я все уже поняла… Все хорошо… А может быть, он… – вдруг осенила ее совершенно очевидная мысль. – Ох, нет, нет… как же, я не готова!..»
Она попыталась было выдернуть руки, но граф сжал ее ладони еще сильнее, не осознавая этой требовательной силы.
– Четвертое, – продолжал он. – Я богат.
И пятое. – Он поднял глаза и прямо посмотрел в Наташины – испуганные и… нетерпеливые. – Нет, – нахмурился он, рассердившись на себя, – не так!
Оставив наконец в покое Наташины руки, он тихо опустился на колени. Она, внутренне охнув, уже, наверное, в сотый раз за эти несколько минут вся сжалась. Даже пальцы на ее ногах немного поджались от внутреннего напряжения.
Граф стоял на коленях, опустив руки и голову. Ветер ерошил его темные волосы и концы Наташиного пояса. Сопереживая графу, тихонько шуршали листья на кустах. Беззвучно срывались лепестки цветов и, подхваченные ветром, разносились по саду… И мгновение это было так полно…
Сашины глаза, когда он поднял голову, были спокойны и глубоки.
– Я не думаю, Наташенька, что являюсь каким-то особенным человеком, – тихо произнес он. – Мой характер построен на контрастах, мне нравится быть, мне любопытно быть… Моя жизнь – цепочка хаотичных событий, пока еще не настолько основательных, чтобы я смог удовлетвориться уже узнанным и испытанным и остановиться, прибиться к какому-либо берегу. Я не вполне еще знаю себя и не вполне уверен, что понял смысл собственного и окружающего меня бытия. Но мне радостно и интересно это познание. И я стараюсь жить сообразно с понятиями чести и принципами доброго и терпимого ко всему отношения. Таков я есть…
И я… – его голос засиял от нежности… – Я… люблю вас! Наташенька… – полушепотом выдохнул он и опять заторопился говорить: – Я знаю, что Бог подсказал мне приехать сюда, для того чтобы понять одну очень важную вещь. Что такое одиночество, как мое, после встречи с вами уже никогда, никогда не будет оправданно! Часть меня, которая годами ждала любви и ту, которая сможет пробудить ее во мне, раскрылась при встрече с вами!
Наталья Николаевна! – И страх, и нежность, и доверие зазвучали в его голосе, когда он произнес: – Окажите мне честь и станьте моей женой!
И только теперь, с начала его признания, она смогла наконец выдохнуть воздух. Покидая легкие, он сыграл с ней коварную шутку – бросил навстречу графу, который уже ждал… Он обнял, поднял и закружил ее, прижимая к себе и шепча:
– Ну скажи мне, пожалуйста, скажи!
Наташа засмеялась, и все полутона стали тонами, и полусчатье превратилась в полнейшее его ощущение, и страсть поменяла состав крови и разрумянила лицо. Наташа обхватила эту родную, любимую голову и прошептала:
– ДА!
Он опустил ее на землю, обнял и, уже целуя, попросил:
– Скажи еще!
И Наташа, отвечая на его поцелуй, сказала:
– Да граф, я стану вашей женой!