Дело о трех рубинах

– Насчет Вильгельма точно неизвестно. Граф – да, это не секрет. До суда пока дело не дошло – в Пруссии с этим вопросом очень строго, – но это всего лишь вопрос времени. Думаю, еще год-два, и грянет скандал погромче уайльдовского. Все-таки политические фигуры замешаны, не всякая там богема. В общем, с кайзером не совсем понятно. Вроде бы вкусы графа он не разделяет – с его неосторожностью и неразборчивостью его бы обязательно подловили. Ну, или, – она хихикнула, – утекли бы очередные фотографии. А так – всякие костюмированные вечеринки в непотребном виде, пошлые шуточки, вульгарные потехи…

– В общем, продолжение университетского веселья, – резюмировал Родин.

– Вот да, самое верное определение, – согласилась Мария.

– Так, ладно. С этой стороной жизни кайзера вроде бы разобрались. Что-то еще любопытное или полезное есть?

– Ну… – Мария задумалась. – «Единица и три восьмерки – три кайзера у власти», мнемоническая формула, прусские школьники пользуются ею на уроках истории. В 1888 году правили сразу три императора.

– Одновременно?

– Нет, конечно, – рассмеялась Мария. – Это же вам не Россия во времена маленького Петра Великого. Сначала весной умер Вильгельм Первый, потом его сын, Фридрих Третий, взошел на престол и продержался меньше ста дней, после чего умер, ну а потом и наш герой, Вильгельм Второй, начал царствовать. После скандалов с письмами все думали, что это будет какой-нибудь очередной донжуан, может быть и с криминальными замашками… И вот, первый же манифест Вильгельма – об армии! И не просто так, слова в воздух, пафос и экзальтация – а все четко, точно, по делу. Мол, не нужно расслабляться, времена наступают тяжелые, нельзя забывать военную славу предков, честь и слава армии есть честь и слава страны…

– Ну, я бы не сказал, что тут что-то новое, – возразил Родин. – Классический набор слов. Наверное, какого-нибудь деда или прадеда упомянул, который на поле боя отличился?

– Деда, – кивнула Мария.

– Как раз тоже Вильгельма. Сказал что-нибудь о преемственности имени и судьбы?

– Ну не слово в слово, но в общих чертах да. Георгий, вы не понимаете. Это было прежде всего неожиданно. Неказистый мужчинка, с сомнительной личной жизнью, единственными достоинствами которого были образование и независимый характер, – только кого из народа интересуют образование и характер правителя? Людей волнуют более насущные вещи. И тут вдруг – армия! Военная слава! Я с вами! Все впечатлились, да. А потом молодой правитель стал обрабатывать своих коллег. Еще один неожиданный поступок – его путешествия по странам, посещения иностранных дворов. Швеция, Австрия, Италия, Англия, Дания, Голландия, Греция, дважды Россия…

– А править-то он хоть успевал? – с некоторой завистью усмехнулся Родин, вытягивая из рук Очеретиной пухлую папку.

Часть третья

Глава 1

Медный купол старинного германского собора темнел от дождей и лишь местами еще стрелял золотом из-под причудливых изгибов. Рабочие разбирали и переталкивали к реке строительные леса, где пыхтело черным дымом причаленное облупленное судно. Мимо шумно проехал автомобиль. Из кабины на Георгия покосился немец с бакенбардами, в кепке и кожаном пальто, повернул рулевое колесо и проехал в соседний проулок, оставив повисший в воздухе синеватый дымок. Город заполнялся шумными машинами. Извозчики злились, теряя доход, – все желали прокатиться на бесконном экипаже.

Георгий вышел к Шпрее. От реки ветер потянул утренней влагой. Это странное путешествие с лесистого, заправленного кислым пороховым дымом и треском выстрелов острова в оживленную часть Европы часто заставляло молодого доктора думать о своем предназначении и вообще о смысле жизни.

Неделя в Берлине, после нескольких месяцев скитаний по сахалинским сопкам и неожиданно пришедшей с неба помощи, благотворно повлияла на измученное голодом и лишениями тело. Раны и ссадины затянулись, после бритья кожа приобрела цивилизованный цвет. Руки теперь не приходилось прятать в карманы модного пиджака. Родин с удовлетворением стал замечать, что дамы, молодые и не очень, начали искоса поглядывать в его сторону.

Кстати о дамах. К своему удивлению, Георгий обнаружил, что периодически думает о Марии – и не просто как о напарнице… Он пытался гнать эти мысли, чтобы полностью сосредоточиться на работе. Впрочем, до романтических разговоров дело не доходило – все общение после пересечения границы было решено вести на немецком языке.

– Однозначно у вас будут русские корни. С таким немецким недолго загреметь в полицию, – еще в поезде недовольно произнесла Очеретина после первых проб языкознания.

– Что я могу поделать, если родился и вырос в России? – оправдывался Георгий. – И вы первая, кто критикует мой немецкий. В Южной Африке я общался с…

– Вы не в Африке! А в Германии!