Дело о трех рубинах

Родин еще раз перелистал папку с пикантным компроматом, представляя себя лжепсихиатром, проникающим в лечебницу для душевнобольных. Нет, пожалуй, довольно маскарадов. Хватит с него и того, что теперь он Готфрид Ридель, поволжский немец.

– Георгий, смотрите!

Очеретина проворно вытащила двумя тонкими пальцами из-под обложки папки конвертик размером не больше визитки.

– Наверняка там что-то важное! Может это и есть главный «рубин» или путь к нему.

Родин еще не успел слова сказать, а Мария уже вскрывала конвертик с помощью перочинного ножика. Ее глаза горели, кончик языка вылез между губ, словно помогая в кропотливой работе. Ни дать ни взять гимназист за очередной проказой. Наконец она победно выудила на свет маленький бумажный прямоугольник, на котором аккуратным почерком были выведены два слова: «Регинлейв Артемида».

Очеретина в недоумении покрутила карточку – больше ничего. Да и эта надпись, к изумлению, волшебным образом начала бледнеть, пока вовсе не исчезла.

– Симпатические чернила! – улыбнулся Георгий.

И начал нагревать бумажку над пламенем свечи, попутно объясняя Марии, состроившей недовольную гримасу, оттого что на сей раз ее обошли:

– Знаем мы их шпионские штучки! Пигмент разрушается от контакта с воздухом, и чернила превращаются в простую воду. Повышение температуры может помочь. Эх, нет. Вот пропасть, ничего не выходит, – он с досадой кинул пустую карточку на стол. – Ну да ладно, главное мы прочли. Хм, Регинлейв, забавно…

Очеретина несколько раз смерила комнату шагами, задумчиво закусив губу.

– Родин, вы догадались, что это значит? – обратилась она к погруженному в свои мысли Георгию. Тот изо всех сил припоминал, откуда ему знакомо это грозное нордическое имя.

– Да, конечно… – рассеянно встрепенулся он. – Регинлейв – это из скандинавской «Эдды». Имя одной из валькирий – Всадницы бури.

– Но что это нам дает? – фыркнула Мария. – Вряд ли так зовут германскую баронессу. Гораздо больше похоже на псевдоним проститутки. Наш Вильгельм явный приверженец Захер-Мазоха. Без сомнения, ему пришлась бы по вкусу безжалостная строгая воительница.

Очеретина даже прыснула от смеха, видимо, представив себе картину.

– Наверняка его «Венера в мехах» – огромная тевтонка, с фигурой метателя молота, раз ее зовут Регинлейв! Уж точно она сделала фотокарточки с кайзером, который в неглиже и закован в цепи, или еще что похуже, и теперь шантажирует его. Георгий! Это наш шанс! Эмилия Клопп под колпаком у Бисмарка, незаметно к ней не подобраться. Фон Ведель в лечебнице… Как бы нам…

Мария с сомнением смерила Родина взглядом.

– Да-а-а… Боюсь, с вашим актерским талантом нас там ждет полный провал. А эта «валькирия», про нее в папке ничего не было, кроме имени. А это очевидно значит, что у немецкой разведки на нее тоже ничего нет! Нам нужно выйти на нее любым способом, раздобыть фотокарточки кайзера. Придется завербовать ее или обмануть. Как угодно. Это даст нам отличный козырь против Вильгельма. Под угрозой нашего шантажа он послушно свернет всю помощь, которую готовил для японцев, лишь бы дело не получило огласки.

– Хорошо, по поводу «валькирии» я все понял. Но что же тогда значит «Артемида»? Богиня охоты как-то не подходит сюда.

Очеретина усмехнулась в ответ.

– А вы в поезде не слишком-то внимательно читали документы из второй папки.

Родин хотел запротестовать, потому что эту папку Мария ему отдала только в Берлине, но сдержался. Она между тем продолжила:

– «Артемида» – это берлинский публичный дом. Славится своей закрытостью, конфиденциальностью и особыми услугами. Под этим, помимо гомосексуализма, подразумевается удовлетворение клиентов, склонных к причинению или получению боли. Думаю, там нам и нужно искать нашу шантажистку!

Родин возмущенно встрепенулся, изо всех сил стараясь не покраснеть.

– Почему это «нам»? С чего это вы решили, что мы пойдем в публичный дом вдвоем? Там вовсе не место для приличной дамы. И, кроме того, это будет выглядеть нелепо и подозрительно! Нет-нет, я собираюсь отправиться туда один. Мужчина, пришедший в бордель, не привлечет особого внимания. Я как клиент закажу эту Регинлейв. И если она и вправду там работает, то уже в номере постараюсь между делом разузнать, что ей известно… В чем дело?

Мария еле сдерживала смех, закрыв рот ладонями.

– О господи, Георгий! Это смешно. Вы ведь даже не владеете техникой допроса. Она раскусит вас в момент. Если она собралась шантажировать самого Вильгельма – ясно, что это не простая штучка. Стоит спугнуть ее – и все, ниточка будет потеряна. Послушайте, мы вызовем ее вниз, к фрау Шиллер, придумаем подходящий предлог, и там уже, стоит ей попасть мне в руки, я разговорю ее по всем правилам тайной службы. Будьте уверены, она расскажет все, вплоть до того, как ее дразнили в родной баварской деревне.

– Возможно, – не унимался Родин, – только до этого не дойдет. Потому что, едва увидев в борделе женщину, она немедля даст деру, и тогда плакали наши «рубиновые» фотокарточки! Ведь она поклонница не Сафо, а маркиза де Сада!

Очеретина тряхнула волосами и с едкой иронией взглянула на молодого врача.