Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек

– Ну тогда это должно делать их похожими друг на друга хотя бы отчасти.

– Должно? – Кадоган выдохнул облако дыма и смотрел, как оно проплывало, призрачное и прозрачное, сквозь бледный прямоугольник двери. – Если собрать всех поэтов в прихожей перед вратами рая, возникнет масса светских неловкостей в общении. Марлоу не станет разговаривать с Доусоном, а Эмилия Бронте убежит при приближении Чосера… – Он усмехнулся, но продолжал серьезно: – Думаю, что единственная черта, общая для всех поэтов, – это своего рода творческая щедрость души по отношению к своим собратьям, но даже в этом мы не можем быть слишком уверены в случае с такими поэтами, как Бодлер и Поуп, и неприятными невротиками вроде Суинберна. Нет, никакого «поэтического типа» не существует. И не без причины.

– Но почему?

Кадоган тихо простонал:

– Очень мило с вашей стороны быть такой вежливой, но я хорошо знаю, когда становлюсь скучным.

Салли ущипнула его.

– Осел, – сказала она, – мне интересно. Скажите мне, почему поэту необязательно быть нестриженым субъектом?

– Потому что, – ответил Кадоган, неловко пытаясь измерить длину собственных волос левой рукой, – поэзия не является порождением личности. Я имею в виду, что она существует независимо от вашего ума, ваших привычек, ваших чувств и всего того, что составляет вашу личность. Поэтическое чувство безлично: греки были правы, когда называли его вдохновением. Таким образом, то, что лично вам нравится, не стоит ломаного гроша: важно только, хороший ли вы радиоприемник для поэтических волн. Поэзия – посещение свыше, она появляется и уходит по собственной сладостной воле.

– Ну и на что же она похожа?

– Собственно говоря, я не могу как следует объяснить это, потому что сам не вполне понимаю и надеюсь, что никогда не пойму. Но это уж точно не имеет ничего общего с «О, какие хорошенькие розочки» или «О, как мне грустно сегодня». Если бы это было так, сейчас в Англии было бы сорок миллионов поэтов. Это странное, пассивное чувство. Некоторые говорят, что это так, как если бы вы что-то заметили в первый раз, но, мне кажется, это скорее как если бы оно само заметило вас в первый раз. У вас такое чувство, будто роза или что бы там ни было светит на вас. И всегда после первого импульса приходит фраза, описывающая этот предмет. Как только это произошло, вы выходите из этого состояния, ваша личность мгновенно возвращается к вам, и вы пишете «Кентерберийские рассказы» или «Короля Лира» в зависимости от того, что вам ближе по складу. Это уж зависит от вас.

– И часто это происходит?

В темноте было заметно, как Кадоган пожал плечами.

– Каждый день. Каждый год. И каждый раз, когда это случается, думаешь: не последний ли… А тем временем, само собой, ты становишься скучнее, приближаясь к среднему возрасту.

Дождь равномерно стучал по крыше беседки.

– Я думаю, что вам бы не повредило жениться, – после некоторого молчания произнесла Салли. – Вы ведь не женаты, да?

– Нет. Но какой странный диагноз. С какой стати я должен жениться?

– Вам нужен кто-то, кто заботился бы о вас и подбадривал, когда у вас плохо на душе.

– Может быть, вы правы, – ответил Кадоган, – хотя я в этом сомневаюсь. Я только раз в жизни был влюблен, и это было давным-давно.

– А кто она? Нет, – быстро поправила себя Салли, – я не должна была проявлять такое любопытство. Наверное, вы не хотите говорить об этом.

– На самом деле я ничуть не прочь об этом рассказать, – повеселев, ответил Кадоган. – Все уже закончилось, и к этому нет возврата. Ее звали Филлис Хьюм, и она была актрисой, темноволосая, с большими глазами и великолепной фигурой. Но нам пришлось бы провести вместе чертову уйму времени, если бы поженились, а мы оба были адски эгоистичны и могли выносить друг друга только в минимальных дозах. Стоило нам пробыть вместе хотя бы неделю, и наша жизнь превращалась в борьбу Иакова с ангелом.

– Беда в том, – сказала Салли, – что вы плоховато знаете женщин.

– Да, вы правы, – согласился Кадоган. – Но так как я не собираюсь жениться, это меня не особенно волнует. А вот вам…

– Э-э…

– Теперь многие захотят жениться на вас.

– Спасибо за комплимент, но к чему вы…

– К тому, Салли Карстайрс, что вы очень богаты.

Она насторожилась:

– Вы имеете в виду, что я все же получу деньги?

– А почему бы нет?

– Но я совсем так не думаю. Ведь мисс Тарди предъявила свои права, и деньги принадлежат ей.

– Не знаю, – возразил Кадоган. – В отсутствие родственников мисс Тарди, которые могли бы оспорить ваше право – а миссис Уитли сказала, что таковых вообще не имеется, – я склонен думать, что деньги достанутся вам. Впрочем, познаний в юриспруденции у меня маловато.

– Ох, – воскликнула ошеломленная Салли, – мне придется быть осторожной.

– Не стоит быть слишком осторожной.

– Что вы имеете в виду?

Кадоган бросил сигарету на пол и затоптал ее.