Дело о Золотом сердце

– Все, это больше не нужно. Забери себе, может, еще что в голову придет, раз уж ты так уверен, что это причина болезни. А я пока займусь проявкой. У вас на телеграфе машина Казелли вроде есть?

На старокузнецком телеграфе и вправду несколько лет назад установили хитроумную итальянскую машинку, которая могла передавать изображения с помощью электрических разрядов, – гордость старокузнецкого почтового ведомства. Подобные аппараты были только в Петербурге и Москве.

– Есть. А куда телеграфировать будешь? В Петербург в академию? Или в Географическое общество?

– Да нет, – замялся Всеволод и уж очень сосредоточенно стал складывать фотоаппарат в деревянный чемоданчик, повернувшись к брату спиной. – Там вряд ли помогут. Я буду телеграфировать в Белен, одному священнику монастыря Санту-Аледжандри, отцу Лоренцо. Он занимался миссионерской деятельностью в Бразилии и Венесуэле, нес слово Божие дикарям в амазонских джунглях и хорошо знает письменность и языки некоторых индейских племен, о существовании которых наши важные петербургские академики и слыхом не слыхивали.

Георгий подозрительно посмотрел на брата. Что-то нечисто было с этим отцом Лоренцо. Больно нервно звучал обычно густой и уверенный голос Всеволода.

– Почему же ты, брат, так уверен, что бразильский миссионер разгадает зашифрованные письмена лучше русского исследователя?

– Дело в том, что отец Лоренцо, видимо, был когда-то э-э-э… одним из предыдущих владельцев этого амулета. Должен, должен помочь священник. Ты же сам помощи просил, Енюша, так доверься мне, я не обману.

Всеволод обернулся к брату и посмотрел на него с улыбкой, но сощуренные глаза были внимательны и осторожны. Георгий слегка нахмурился. Так вот оно что! Старый миссионер, выходит, и есть тот, кого обокрали те самые янки под предводительством пропойцы-ирландца.

И Всеволод знал об этом. Знал и все равно купил Золотое сердечко и прочие безделушки. И возвращать, видимо, не собирался. Вот тебе на, братец! Первопроходец, исследователь, ученый, а на деле – скупщик краденого! Гнев закипал в молодом докторе, но он мгновенно прикусил язык. Нельзя сейчас затевать ссору сызнова.

Брат был его единственной надеждой, его и Ирины. После они обо всем поговорят, и Всеволоду придется раскрыть правду, но пока… Пока лучше помолчать, спасение любимой было важнее всего.

– Ты чего набычился, Енюша? – произнес Всеволод со слегка наигранным весельем в голосе, оторвав Георгия от раздумий. – Ты беги лучше, брат, в клинику, вдруг Жернакова твоя сама очнулась. Да и Юсупова успокой, там небось все сейчас на головах стоят. Ты все равно мне сейчас не помощник, как будет ответ от отца Лоренцо – так сразу дам знать.

Когда Георгий Родин преступил порог земской клиники Старокузнецка, переполох уже улегся и в приемном покое по случаю позднего часа его встречал только крепко подвыпивший сторож, который, готовясь к вечернему обходу, пытался перед зеркалом придать себе благообразный вид, ежесекундно икая и поправляя фуражку. Увидев заснеженного Родина, отряхивающегося в дверях, он бросил свое занятие и, вытянув руки по швам, чрезмерно громко доложил:

– Ва-аше благородье, Андрей Семеныч просили немедленно по прибытии вам… вас… ик!

Но Юсупов, завидев отъезжающего извозчика, уже сам спешно спускался по лестнице, лицо его выражало тревогу.

– Георгий, где же ты пропадал? Тут такое творилось, Радевич из жандармского управления приезжал, бомбистов искали, допросили санитаров из неблагонадежных, всю больницу обшарили, и никаких следов – ни дыма, ни разрушений, а взрыв-то ого-го был, аж в слободе слышно было. И главное, что звук вроде как из палаты этой столичной штучки был, Жернаковой, той, что в ступоре лежит. Ты что молчишь-то, Георгий?

Родин устало посмотрел на своего институтского товарища и, снимая тулуп, ответил:

– Я тебе, Андрей, все сейчас расскажу, ты только мне сперва скажи, как она?

– Как она? – опешил доктор. – Да так же вроде. Кататония, паралич, никаких изменений к лучшему. Анюта с ней весь вечер просидела, я только сейчас ее в сестринскую спать отправил.

– Я пройду к ней сначала, а потом у тебя в кабинете поговорим, хорошо?

– Да, хорошо, – неуверенно ответил Юсупов. Изможденное лицо Георгия и пылающие надеждой зеленые глаза производили сильное впечатление.

Через полчаса он заглянул в палату Ирины Жернаковой и шепотом позвал:

– Георгий, пойдем, поспать тебе надо. Не дури, сидя здесь, ты ей не поможешь.

Родин, словно очнувшись, посмотрел на друга через плечо и задумчиво кивнул. Потом медленно встал, будто старался не разбудить Ирину, и, уже собираясь уходить, положил на ее медленно поднимавшуюся и опадавшую грудь злосчастный медальон.

Георгий вздохнул, провел рукой по своим непокорным каштановым волосам и направился по полутемной ночной больнице вслед за Юсуповым. Да, старый друг был прав, нужно поспать, кто знает, что готовит завтрашний день. Но поспать в эту ночь ему так и не удалось.

Глава 7