Дело о Золотом сердце

– Как сказать… А где все остальные?

– Да разбрелись кто куда. Большакова обнаружила какой-то редкий вид стрекозы и погналась за ней с сачком, Пабло с вашими дамами, наверное, все еще возле пироги возится. Анюту искусали местные кровососы, и индеец вроде как собрался делать ей какие-то примочки из жеваных экскрементов тапира.

Лоренцо наконец доковылял до трона и заметил труп колдуна.

– Ох, Дева Мария! Что это?! Как это?!

– А вот так. Обратите внимание, кровь совсем свежая, дырка во лбу едва ли не дымится, то есть пристрелил его, судя по всему, кто-то из наших. Но зачем?..

– Что вы такое говорите? Кто из наших-то? Ерунда какая-то…

Вдруг из чащи выскочила запыхавшаяся Большакова. Вице-председатель Русского географического общества, с ног до головы перемазанная давлеными жабами, победоносно несла перед собой за крылья трепыхающуюся стрекозу с выпученными радужными глазами. Стрекоза враждебно жужжала.

– Кто это снес ему полбашки, а? – грозно проревел Всеволод, надвигаясь на Ларису Анатольевну, как тугая грозовая туча.

Он рассчитывал на эффект неожиданности: если это и впрямь сделала эта дамочка, она наверняка растеряется и чем-то себя выдаст. Но Большакова встала как вкопанная и даже выпустила из рук стрекозу, которая рванула по кривой траектории, врезалась в дерево и упала к жабам, где и была немедленно растерзана склизкими квакающими ртами.

– Чего? Ни в кого я не стреляла! Вы тут болотными газами, что ли, надышались?

Большакова пробралась к трону и, близоруко щурясь, посмотрела на маленькое тельце.

– Хм… А убийство-то совершено не далее чем полчаса назад. Пулю нашли?

– Точно же! – Всеволод хлопнул себя по лбу лопатообразной ладонью и начал озираться.

Отец Лоренцо тоже сделал вид, что ищет пулю, однако он совсем не горел желанием копошиться в жабьем киселе и просто лениво пинал противных тварей.

– Пабло! – раздался неподалеку звонкий голосок Анюты. – Уберите вы от меня свои жеваные какушата! Вернемся домой, я натрусь лавандовой водой, и все пройдет.

Анюта выскочила из зарослей папоротника и спряталась за Всеволодом. Следом за ней показался индеец, с трудом кативший коляску с Ириной. Посмотрев на убежавшую от него девушку с недоумением, он смачно сплюнул себе под ноги комок фиолетовой кашицы и обнажил в недоброй улыбке испачканные зубы.

– Отставить плеваться дерьмом! – скомандовал Всеволод. – У нас тут чрезвычайное происшествие – убийство из огнестрельного оружия! Все ищем пулю, а затем сдаем свои револьверы на проверку!

Анюта заохала и отбежала подальше от трупа. Смерти она, конечно, не боялась – работа в больнице закалила ее, но уж очень пугал ее вид этого колдуна. Заморский старикашка, который должен был спасти Ирину, выглядел так, как будто умер задолго до того, как получил пулю в лоб, – ну натурально как утопленник, пару дней полежавший в воде. Весь в какой-то гнили, и амбре соответствующее…

Никакой пули они, разумеется, не нашли. То ли убийца об этом позаботился, то ли жабы ее умыкнули, только возня и бабское оханье-аханье ни к чему не привели. К тому же солнце стало клониться к закату, и обезьяны-ревуны затянули свои хриплые горловые колыбельные, нагоняя на путников тоску и жуть. Всеволод уже хотел было плюнуть на все и погнать всех в сторону пироги, как вдруг, заглушая хор обезьян, заголосила нечеловеческим голосом и Анюта.

Все резко обернулись на звук и с ужасом увидели, как гигантская анаконда медленно обвивает Ирину, сжимая ее вместе с инвалидным креслом своим блестящим упругим телом. Ирина, конечно, не издавала ни звука, глаза ее по-прежнему были обращены внутрь себя, и уже стало непонятно – то ли это хрустят ветки в пастях жаб, то ли ребра несчастной девушки…

– Что же делать? – запаниковал Всеволод. – Стрелять нельзя, есть риск задеть Ирину, а ежели схватить эту смертоносную макаронину руками, можно ведь и без рук остаться…

Бывалый путешественник совсем растерялся и беспомощно оглядывался на своих спутников – вдруг кто-то из них придет на выручку. Но все лишь остолбенело таращились на то, как дикая природа доказывала глупому человеку свое превосходство.

Глава 6

Георгий обессиленно отступил от высоченного склизкого подъема, ведущего к заваленному выходу. Подняться наверх вышло всего два раза, и оба раза он не сумел отвалить камень и, беспомощно съехав вниз, шлепался в воду.

За последние пару часов его внутренний настрой пережил длинную череду метаморфоз. Потрясение от внезапности ловушки сменилось яростью из-за вероломства касика. Упадок сил от осознания неодолимости камня, закрывшего выход, перешел в отчаянное желание выжить во что бы то ни стало. Наконец противоречивые эмоции утихли и к нему вернулись холодная рассудочность и предельная сконцентрированность.