Дело об убийстве в винограднике

– Как все уголовные дела, – ответила госпожа Шульги. – С деньгами, с чем же еще? Вы собирались поймать за лапу мошенника, запустившего эту самую лапу... Да, а вот куда именно он ее запустил, вы рассказать не успели.

– Судя по моим же вопросам, в какой-то из храмовых фондов, – пробормотал Ницан. – Даже не в какой-то, а связанный с домом престарелых. Это-то как раз ясно... Что же, – сказал он, – давайте я повторю вчерашние вопросы. Так каким образом вы оплачиваете свое пребывание в... э-э...

– Приюте, – подсказала госпожа Шульги. – В приюте для древних развалин. В мерзкой тюрьме, куда родственнички охотно спихивают осточертевших одиноких стариков и старух вроде меня.

– Ну-ну, что вы! – запротестовал Ницан. – Вовсе нет...

– Так вот, – величественно сообщила госпожа Баалат-Гебал, игнорируя его вялую попытку возражения. – Я не имею привычки возиться с финансами. Я в них ничего не понимаю, слава небесам. Насколько мне известно, прочие здешние постояльцы – тоже. Мы выдаем управлению храмовой казной доверенности на ведение финансовых дел, в том числе и на оплату всех видов услуг, представляемых храмом.

– Доверенности имеют неограниченный срок действия? – спросил Ницан. – Или как?

– Зависит от суммы и цели, – ответила госпожа Шульги-Зиусидра-Эйги. – На содержание – да, неограниченный срок, но это строго определенные суммы. В случае необходимости дополнительных расходов выдаются доверенности на короткий срок и опять-таки, на определенную сумму. Доверенность выписывается на казначея и заверяется старшим жрецом Хешваном.

– Понятно. А контроль? – поинтересовался сыщик. – Каким образом вы контролируете добросовестность здешних служителей? Кто они, кстати говоря?

– Я же говорю – храмовый казначей, преподобный Кислев, – госпожа Баалат-Гебал поморщилась. – Унылая рожа, так и хочется иной раз... Вообще, дурацкая традиция давать жрецам имена по названиям месяцев, правда? Кажется, что перед тобой не человек, а листок отрывного календаря. То-то у них морды такие плоские... Да, так насчет отчетности, – прервала она себя. – Каждые три месяца он представляет мне полный финансовый отчет, а также сведения о моем банковском счете. Не знаю о других, но со мной дело обстоит именно так, – госпожа Шульги потянулась к столику, взяла с него небольшую шкатулку, инкрустированную серебром. – Вот, убедитесь еще раз, – она протянула Ницану пачку документов, хранившихся в шкатулке.

– Почему «еще раз»? – Ницан удивился, но тут же сообразил: – Ах да, вчера я тоже это просматривал?

– Собирались, – ответила госпожа Шульги. – То есть, я собиралась вам показать. А вы, вместо того, чтобы... Впрочем, я об этом уже говорила.

– Понятно, – сыщик присел на стул и приступил к изучению документов. Колонки цифр и краткие пояснения к ним вызвали у него приступ легкого головокружения. Справившись с организмом, Ницан попытался вникнуть в содержание финансового отчета. Не получалось.

– Вы можете дать мне его с собой? – спросил он.

– Разумеется, – госпожа Баалат-Гебал презрительно поджала губы. – Неужели вы думаете, что я всерьез читаю эти закорючки? Берите, делайте с ними что хотите...

Ницан спрятал бумаги во внутренний карман куртки, получил чувствительный укус в палец и вновь обратился к событиям вчерашнего вечера:

– Госпожа Баалат-Гебал, а перед тем как я убежал, не произошло ничего необычного?

Дама задумалась. Взгляд ее рассеянно скользил по комнате, перебегая с одного предмета обстановки на другой. Некоторое время она задумчиво смотрела в окно, потом воскликнула:

– Ну конечно! Подойдите к окну, Ницан!

Сыщик подошел.

– Видите, справа гипар для жертвенного скота? Там сейчас содержат белорунных овец.

Ницан присмотрелся. Справа от окна, примерно в четверти парасанга, была видна относительно небольшая площадка – гипар, – окруженная тростниковой изгородью. Сейчас в гипаре толпилась небольшая отара, сплошь состоявшая из тонкорунных овец. Отсюда они казались сплошным белым облаком, спустившимся на землю и слегка волнующимся под порывами ветра. Блеянье животных и ленивые окрики смотрителя в желтой одежде храмового служки были отчетливо слышны сквозь закрытое окно.

– Это для жертвоприношения в день священного бракосочетания? – спросил Ницан.

– Именно. Так вот, вчера они были какими-то странными. Сразу после вашего ухода я подошла к окну – было еще светло, солнце только собиралось заходить – так вот, овцы показались весьма встревоженными, – возбужденно сказала она. – Вернее, чем-то напугаными. Забивались в углы, не брали корма. Когда служитель попытался погладить одну, у той вдруг подкосились ноги. И остальные застыли, словно изваяния. Я еще подумала: «Уж не эпидемия ли какая?» Утром спрашивала у горничной, она говорит – все в порядке, все животные здоровы. Только все равно, по-моему, они какие-то сонные... Почему вы спросили об этом?