Дело огня

Когда глаза юноши немного привыкли в темноте, он увидел, что Тэнкэн скрючился под самым выходом из подпола и внимательно прислушивается к звукам снаружи. Кэйноскэ и сам навострил уши, но ничего не услышал. Кратковременное возбуждение, вызванное свободой, прошло, вновь заболели раны, и тело начало затекать в неудобной позе. Кэйноскэ попытался сесть поудобнее — но мешали мертвецы. Наконец он каким-то чудом все-таки заснул, скрестив ноги прямо поверх ног трупа, а головой упираясь в бревно перекрытия.

Тэнкэн разбудил его, припечатал рот ладонью. Над головой прогрохотали шаги, где-то невдалеке залаяли собаки, заржали кони, а потом голос Ато совсем близко сказал:

— Ничего, пешком они от нас не уйдут. Рассыпьтесь по лесу, а я поскачу на заставу. Они непременно сунутся туда, если выберутся, там-то мы их и перехватим: им-то неоткуда знать, что на заставе наши люди. Сида, твоя задача — переловить бродяг. Передай своим костоломам: одного недосчитаемся — я скормлю ночным твоего человека, понял? А может, и тебя самого, как знать. Н-но! — и копыта застучали прочь: пакаран-пакаран!

Юноши переглянулись. Слова были не нужны: оставалось дождаться, пока Сида со своими людьми отправится на поиски сбежавших бродяг, и выбираться на свободу. Вот только о какой заставе Ато говорил? Кэйноскэ так и не знал, где они находятся: его, связанного, несли в коробе для платья. Но несли пешком, и за ночь далеко унести не могли — это поместье находилось в нескольких часах хода от столицы.

— Мы чуть южней города, на горе Такацука, — дохнул Тэнкэн прямо в ухо. — Застава, видимо, в Ямасина. А может, и в Фусими соваться не стоит. Худо, что дороги здесь всего две, перекроют их как пить дать.

Кэйноскэ кивнул. Он понимал, чего Тэнкэн хочет: проскочить между Фусими и Ямасина рядом с трактом, идущим в Столицу от озера Бива. Это самый короткий путь, с одной стороны. С другой — он хорошо известен преследователям.

Когда суета во дворе стихла, Тэнкэн приподнял крышку и выглянул наружу. Подал Кэйноскэ знак — мол, все в порядке, выбирайся.

Юноша выбрался. Пригнувшись за дверью глинобитного строения, они с Тэнкэном осмотрели опустевший сад, насколько это было возможно. Потом Тэнкэн прошептал:

— Выберемся мы отсюда или нет, ночных оставлять так просто нельзя. Стерегите здесь, я сейчас, — и он нырнул обратно в погреб, Кэйноскэ и слова ему сказать не успел.

Некоторое время оттуда слышались звуки, не оставившие Кэйноскэ сомнений в том, что хитокири повредился рассудком: он рубил трупы. Когда он вернулся, Кэйноскэ промолчал: о чем говорить с сумасшедшим?

Конечно же, Сида оставил троих человек стеречь усадьбу. И конечно же, им двоим эти увальни были не соперники.

Убив их, Тэнкэн прошел на задний двор, выгнал из кухни визжащих служанок, набрал углей в железный совок и бросил их на солому в пристройке, где они прятались под полом. Солома занялась, Тэнкэн поднял с пола пучок и запалил в нескольких местах крышу, а потом и с крыши взял горящий жгут, зашагал к господскому дому. Кэйноскэ последовал его примеру: выхватил головню и побежал с нею в молотильный сарай, что утром сделался местом его мучений.

Через минуту пылало почти все поместье. Остановить двух сумасшедших с мечами никто не решался, из слуг на подворье остались одни только женщины, у которых не было сил погасить пожар — только какую-то утварь успевали они вынести из занимающегося дома.

Солнце, почти зримо ползущее к горам в час Петуха, светило еще ярко и жарило вовсю, так что огонь почти растворялся в его лучах. Дыма поднималось не так уж много, и казалось, что дом тает от жары, что именно солнце пожирает его, забирает к себе с легким пеплом…

— Бежим, — Тэнкэн дернул его за рукав, и Кэйноскэ понял, что засмотрелся на огонь, очарованный, подобно художнику Ёсихидэ[70].

Он встряхнулся и побежал прочь за Тэнкэном, кусая губы.

От ворот усадьбы вниз вела дорога — но с этой дороги беглецы сразу же свернули, вскарабкались вверх по склону, продираясь прямо сквозь заросли, и там, тяжело дыша, упали между камней.

Отсюда усадьба просматривалась как ладонь, и Кэйноскэ увидел, как во двор вбегают этот мерзавец Сида и кое-кто из поисковой партии. Он не смог удержаться от тихого смеха, видя, как Сида мечется по двору. Да, поджечь поместье — это была прекрасная мысль: теперь вся сволочь, которую послали в горы гоняться за бродягами и за ними двумя, сбежится на пожар в попытке хоть что-то спасти.

— Вниз, — скомандовал Тэнкэн, едва они отдышались. — Нам нужно спуститься с гор до темноты, не то ноги переломаем.

— Не переломаем, — уверенно возразил Кэйноскэ. — Луна только-только на убыль пошла.

Тэнкэн молча развернулся спиной и скрылся в зарослях.

Почему он не боится поворачиваться ко мне спиной? — юноша ощутил внезапную обиду. — Неужели совсем не ставит в грош?

Он поспешил за хитокири и довольно скоро нагнал того, увязшего в колючем кустарнике. Кэйноскэ вдруг улыбнулся: видеть спасителя беспомощным оказалось куда приятней, чем слушать его командный тон.

Впрочем, выпутался Тэнкэн почти сразу.