Дело побежденного бронтозавра

— Мадемуазель, — деревянным голосом произнес Микеладзе, — к вам с визитом его превосходительство генерал-адъютант Стессель.

— Я рада, — тихим голосом произнесла Алабышева, глядя на генерала черными своими, словно южная ночь, глазами. — Прошу садиться, генерал. Мне много что есть вам рассказать.

Стессель поискал глазами, куда бы сесть. Конвойный быстро принес откуда-то стул, и генерал тяжело на него опустился.

— Я вас слушаю, сударыня…

Но сударыня почему-то смотрела не на него, а на Микеладзе.

— Полковник, у нас был уговор.

— Я не могу, — неожиданно скрипучим голосом отвечал князь. — Это против правил.

— В таком случае разговора у нас не выйдет, — мягко, но решительно заявила барышня и отвернулась к серой пузырчатой стене.

— Ну-ну, — примирительно заговорил Стессель, — что же это, выходит, я зря сюда ехал? Давайте, князь, все-таки будем рыцарями, уважим просьбу очаровательной узницы.

Полковник хмуро затоптался на месте, глядя себе под ноги. В конце концов, время было военное, и генерал мог просто ему приказать. Пока только просил, но мог и приказать. И выйдет тогда неудобно и нехорошо, особенно перед подчиненными…

— Что ж, — вздохнул Микеладзе, — как вам будет угодно, генерал. Однако я снимаю с себя всякую ответственность.

Стессель кивнул — всю ответственность он берет на себя. Полковник кивнул конвойному, и они вышли из камеры.

— Ну-с, барышня, — сказал генерал, одобрительно скользнув взглядом по ладной фигурке заключенной, — что вы имеете мне сказать?

Она повернула к нему голову и несколько секунд смотрела прямо в глаза, так, что у генерала даже слегка закружилась голова.

— У меня есть к вам предложение от японского командования, — сказала она вкрадчивым голосом. — Предложение, от которого вы не сможете отказаться…

Эпилог. Уроки истории

Волин отложил последний лист и посмотрел на генерала изумленно.

— И это все? — спросил он.

Воронцов скупо улыбнулся.

— Во всяком случае, все, что посчитал нужным написать Загорский.

— Выходит, Стессель все же принял предложение японского командования?

Генерал покачал головой.

— Сложно сказать. После того как японцы ценой неимоверных потерь взяли гору Высокую, с нее была расстреляна русская эскадра. Во время штурма горы Высокой был убит генерал Кондратенко. Сопротивляться стало совсем трудно, и Стессель все-таки сдал Порт-Артур.

— Стесселя, насколько я помню, потом судили за сдачу крепости, — сказал старший следователь.

— Судили, — кивнул Сергей Сергеевич. — И даже приговорили к расстрелу. Однако позже заменили смертную казнь десятилетним сроком, а вскоре и вовсе помиловали…

— А отряд «Пинтуй», который собрал Тифонтай? — спросил Волин. — По-моему, он еще потом воевал с японцами.

— Воевал, — кивнул генерал. — Вот только это был не тот отряд, с которым шел Загорский. Первый состав отряда погиб под Порт-Артуром — почти все, кроме командира и еще нескольких человек. Но Тифонтай спустя некоторое время снова набрал людей и тоже назвал этот отряд «Пинтуй» — в честь героически погибшего первого. Впрочем, никакие китайские отряды победить нам так и не помогли.

— Но ведь после сдачи Порт-Артура война еще продолжалась, — возразил старший следователь.

— Продолжалась, — согласился Сергей Сергеевич. — Был Мукден, была Цусима, но нам, в конце концов, пришлось отступить. Это была трудная для нас война, и условия, которые нам выдвинули японцы при заключении мира, были весьма для нас оскорбительны. На наше счастье, посредниками в переговорах выступили американцы, которых мы не любим, но от которых, нужно признать, иногда все-таки бывает польза для человечества. Кроме территориальных уступок, японцы требовали от нас и контрибуции в миллиард с лишним иен. Однако тут на них надавил американский президент Тедди Рузвельт. Он заявил, что, если японцы будут настаивать на своем, Америка возьмет в дальнейшем споре русскую сторону. Потерять такого союзника японцы побоялись и при заключении мира вынуждены были удовольствоваться теми территориями, которые мы им отдали сами.

Он задумался на минутку, потом вздохнул и продолжил:

— Но дело, видишь ли, даже не в этом. А дело в том, что мы, во-первых, недооценивали противника, и во-вторых, были слишком беспечны. Мы считали Россию бронтозавром, а Японию — макакой. Мы смеялись и благодушествовали: что может макака против бронтозавра? Даже Загорский пишет, что задолго до войны японцы делали на нашей земле все, что хотели, и чувствовали себя там как дома. А этого никак нельзя было допускать. Конечно, война — это последнее дело, и лучше без нее обойтись. Но если уж взялся воевать, воюй подготовленным. В противном случае никакой гений разведки тебя все равно не спасет. Что же касается дня сегодняшнего, то для того и существует наука история, чтобы мы учились на ошибках прошлого, и в другой раз ни при каких обстоятельствах их не повторяли! Вот так-то, брат Волин, так — и никак иначе…