Дело побежденного бронтозавра

— Золотые слова, — кивнул статский советник. — Именно, как говорят «у нас в России». Приняв за рабочую версию тот факт, что вы, вероятно, агент японской разведки, я не мог взять в толк, что заставило провинциальную русскую барышню вполне тургеневского типа пойти на измену родине? Возможно, сильная обида, чувство оскорбленного достоинства, ощущение, что отчизна обошлась с вами несправедливо? Или, может быть, виной всему стала сильная любовь к Камакуре и увлечение Японией, которую вы стали воспринимать как свою настоящую родину? Чтобы я мог эффективно вам противостоять, этот вопрос требовал немедленных разъяснений. На ближайшей же станции я отбил шифрованную телеграмму своему патрону, где попросил навести о вас и вашем прошлом самые подробные справки. Расследование, которое было предпринято по просьбе моего шефа, потребовало нескольких дней. Однако мы с помощником все равно ехали во Владивосток, так что время у нас было. Дней через десять где-то на подъезде к Байкалу меня нагнала шифрограмма его превосходительства.

По словам Загорского, в истории мадемуазель Алабышевой было ясно и безупречно все, начиная от раннего детства и заканчивая ее переездом в Петербург. Братьев и сестер у нее не было, мать ее умерла родами, воспитывал маленькую Анастасию отец, Михаил Артурович Алабышев. Только один эпизод в биографии Алабышевой показался Нестору Васильевичу подозрительным. Перед отъездом дочери в столицу Михаил Артурович заболел и скоропостижно скончался от болезни сердца. После этого Анастасия Михайловна пропала на несколько дней и обнаружилась уже в Санкт-Петербурге.

— И еще одно, — сказал Загорский. — Спустя пару недель после отъезда Анастасии Михайловны в местной реке всплыл труп молодой женщины. Однако труп был без головы, а тело — настолько изуродовано, что установить личность погибшей не представлялось возможным.

Алабышева небрежно ухмыльнулась.

— И вы, конечно, предположили, что я убила несчастную барышню и выдала себя за нее. Браво, какая дедукция! Вот только зачем бы мне это делать?

— Затем, что мы зря клепали на несчастную Настю Алабышеву. Она не изменяла родине. Впрочем, вы, позаимствовав ее личность, тоже родине не изменили. Хотя бы потому, что у вас с ней разные родины. Она — русская, а вы — японка. Правда, не чистокровная. Отец ваш или мать были иностранцами. В вас, конечно, осталось кое-что азиатское, но в России это не страшно, Россия — страна азиатская, здесь много восточных народностей. Правда, я бы на вашем месте не стал говорить о татарских корнях, а скорее о бурятах или калмыках. Но татары русскому человеку привычнее, они почти свои. Не зря говорят: ковырни русского — увидишь татарина. Среди русских дворян много людей татарского происхождения, а пойди еще найди дворян среди бурят или калмыков.

— Итак, вы поняли, что я не просто шпионка, но шпионка японских кровей, — прервала его барышня. — Что было дальше?

— Дальше была рутина сыскного дела, она вам вряд ли будет интересна. Я шел по вашему с господином Шиманским следу. Хотя и тут, признаюсь, я не сразу понял, что в вашей паре вы ведущая, причем не только в интеллектуальном, но и в волевом вопросе. Что-то мне подсказывает, что наиболее отвратительные и жестокие преступления, которым я стал невольным свидетелем, лежат на вашей совести, а не на совести господина революционера.

Наситя-сан засмеялась. Как могла она, хрупкая женщина, быть источником жестоких преступлений? Это ведь противоречит самой женской природе, которая суть не что иное, как материнство и доброта.

— О, женщины иной раз бывают гораздо более жестоки, чем мужчины, — отвечал Нестор Васильевич. — И вы это прекрасно знаете.

Он перевел взгляд на Шиманского. Лицо того было по-прежнему скрыто под бинтами, только ноздри нервно шевелились. Загорский осуждающе покачал головой.

— А вы, милостивый государь, в своих поисках справедливости зашли слишком уж далеко. Я не виню вас в том, что вы ищете для Польши независимости: возможно, ваш с Россией союз не самая благоприятная для поляков форма существования. Но все же пока Польша — часть России. А вы, получается, предали ее, стакнувшись с Японией, шпионя в ее пользу и ради этого убивая своих же соотечественников… Никакими соображениями нельзя оправдать подобное поведение.

— Я не с Россией борюсь, — вспыхнул поляк, — я борюсь с российским самодержавием. Это жестокая, отжившая свое форма государственного устройства. Японцы предложили нам помощь в нашей борьбе, и мы не оттолкнули дружескую руку. Не только мы — многие угнетенные народы в составе Российской империи мечтают отделиться от вас: финны, грузины, армяне — куда ни ткни, везде есть национально-освободительные движения. Да что грузины с финнами — даже ваши русские социал-демократы спят и видят, как бы разнести империю в клочья. Вы, может быть, не знаете, что они готовят вооруженное восстание. Уже очень скоро — в конце этого года или в начале следующего — в России произойдет революция, и самодержавие российское рухнет окончательно и бесповоротно.