Дело побежденного бронтозавра

Тут он прервался и попросил позволения поправить раненую руку, она висела как-то неудобно. Однако Алабышева ему этого не позволила.

— Разумно, — согласился статский советник, — от такого человека, как я, можно ждать чего угодно. Итак, продолжим. Белоусов мешал вам, и Белоусов пропал из поезда. Тут надо заметить, что здесь вы сделали очень верный шаг — сразу же обратились ко мне за помощью. Конечно, в полицейских романах первым проверяют свидетеля, но вы тут выглядели не свидетелем, а потерпевшей. Кроме того, вы сразу отвлекли мое внимание, намекнув на некоего странного человека, которого узнал Белоусов. Вы даже опознали этого человека по фотокарточке — им оказался присутствующий здесь господин Шиманский. Конечно, если бы я писал полицейский роман, девять из десяти читателей тут же закричали бы, что мадемуазель Алабышева и есть настоящая шпионка. Притом что проницательных этих читателей каждый день надувают в булочной, а у них не хватает ума просто пересчитать сдачу. Однако в действительности — повторяю, в действительности, а не в романе — все далеко не так очевидно. Вы ловко поставили под подозрение господина Шиманского, который тем временем бесследно исчез из поезда…

Алабышева глядела на статского советника с каким-то странным выражением на лице: это была диковинная смесь презрения и интереса. Нестор Васильевич улыбнулся и продолжал как ни в чем не бывало.

— Впрочем, одной интриги вам показалось мало, и вы решили разделаться также и со мной. Когда вы бесследно исчезли из своего купе, я в первый миг подумал, что демонический господин Шиманский выкрал вас через открытое окно. Конечно, в одиночку сделать это было немыслимо, но я не исключал, что у него есть напарник. Так оно впоследствии и оказалось, только я не сразу понял, кто именно является этим напарником. Так или иначе, надеясь спасти вас и схватить Шиманского, я сгоряча полез на крышу вагона. И тут господин Шиманский сорвал сигнальный шнур, из-за чего машинисту пришлось экстренно тормозить. Расчет был верный: любой человек, упав с поезда на скорости сорок миль в час, неминуемо разобьется. Однако вы не учли одного — за мной приглядывал мой помощник Ганцзалин. Именно он спас меня если не от верной смерти, то как минимум от тяжелых увечий. И вот вам картина. Мы с помощником ошарашены, растеряны, почти похоронили вас — и тут вы появляетесь из уборной как бог из машины, а точнее, как черт из табакерки. Наше купе было иначе устроено, чем ваше, и мы попросту не заметили туалетную комнату, замаскированную зеркалом. Вы, конечно, рассчитывали, что я вывалюсь из поезда, и тогда ваше предприятие вполне бы удалось. Но когда я спасся, вам пришлось срочно что-то придумывать. Версия, что вы просто зашли в уборную, выглядела бы правдоподобно, если бы не настежь открытое окно в купе. И то и другое вместе выглядело как-то избыточно. Нет, вам, конечно, могло сделаться дурно, и вы решили подышать свежим воздухом, но зачем открывать окно настежь? И зачем, не закрыв его, прятаться в уборной? Именно в этот момент я понял, что на вас следует обратить особое внимание — но сделать это так, чтобы вы не заметили…

Голос у статского советника неожиданно сел. Он покашлял немного, вид у него стал озабоченным.

— Горло пересохло, — сказал он, — если позволите, я попью воды.

— Сидеть, — велела барышня. — Виктор, налейте нашему другу воды. И проследите, чтобы он случайно не откусил кусок от стакана.

— Вы думаете, я хочу покончить жизнь самоубийством? — догадался Нестор Васильевич. — Ей-богу, у меня даже мысли такой не было, я ведь не японский самурай.

— Пейте, — прервал его капитан, который, несмотря на бинты, весьма споро налил ему воды в стакан и теперь держал перед его лицом.

Загорский попил воды прямо из рук Шиманского и, кивком поблагодарив его, продолжил свой рассказ.

— Я сделал вид, что принял ваше поведение за чистую монету, и даже Ганцзалину ничего не сказал о своих подозрениях. Он, стоит заметить, почти сразу распознал в вас шпионку, но я сказал, что вы работаете на русскую контрразведку. Мне нужно было, чтобы мой помощник относился к вам чистосердечно, иначе вы могли бы что-то заметить. Полагаю, впрочем, что вы все-таки почувствовали что-то новое в моем к вам отношении…

— Да, я почувствовала, — сказала Алабышева. — Именно поэтому решила сойти с поезда. Как говорят у вас в России, береженого Бог бережет.