Дело побежденного бронтозавра

В конце концов, вышло так, как и предсказывал Нестор Васильевич. На свой поезд они опоздали, однако сели на следующий. Начальник вокзала, посмотрев предписание, выданное Загорскому, взял под козырек и тут же устроил им билеты в спальный вагон прямого сообщения, то есть в двухместное купе – так, чтобы никто их не побеспокоил.

Проводник проверил выданные им буроватые картонки и с легким поклоном пригласил войти в вагон. Поезд у них был не обычный пассажирный, а смешанный: к нему прицеплялись военные вагоны, где ехали отправляемые на фронт части.

– Хорошо быть важными птицами, – ворчал Ганцзалин, втаскивая саквояжи в поезд – хозяин хотел сдать их в багажный вагон, но помощник был категорически против. – Перед вами всюду – красная дорожка. А были бы вы, например, не статским советником, а надворным, или даже титулярным, что было бы?

– Титулярного советника на фронт с таким заданием не пошлют, – негромко отвечал Загорский, на всякий случай выглянув в коридор и только потом закрывая двери купе.

Ехали они первым классом, в их купе был огромный мягкий диван с поднимавшейся спинкой, которая трансформировалась в полку для второго пассажира. Напротив дивана стояло кресло, на стене висело зеркало, а посредине располагался столик, застеленный белоснежной скатертью, на котором помещалась лампа с абажуром. Для восхождения на верхнюю полку имелась даже вмонтированная лесенка. Освещалось купе газовым рожком, причем, если верить инструкции, пассажиры могли «разобщить внутренность фонаря от внутренности вагона», то есть, попросту говоря, сами выключить свет.

– Нам повезло, – заметил Загорский, – нам достался вагон от сибирского экспресса.

– И какая разница с другими? – полюбопытствовал Ганцзалин.

Разница, во-первых, была в большем комфорте. Во-вторых, по словам статского советника, это был бронированный вагон. Крыша его оказалась обшита медными листами, а нижняя часть вагона и вовсе была пуленепробиваемая, из металла толщиной до полудюйма.

– Итак, что у нас за задание? – негромко спросил Ганцзалин, когда они наконец уселись, и он исследовал темно-зеленые стены купе на предмет наличия в них дырок, к которым могло бы приложиться чье-нибудь любопытное ухо.

– Задание, брат, особенное, – вздохнул Нестор Васильевич. – И особенность его состоит в том, что никакого определенного задания у нас нет.

Говоря так, статский советник почти не лукавил: задание действительно было несколько расплывчатым…

* * *

– Ну а чего же вы хотите, мой дорогой: контрразведка у нас пребывает в младенческом состоянии, – вздохнул патрон, глядя на Нестора Васильевича с такой печалью, как будто это Загорский был виноват, что контрразведка российская все никак не вылезет из подгузников. – До последнего времени ей занимались все кто угодно, начиная от нашего родного Министерства иностранных дел и заканчивая Военно-морским флотом. В 1903 году, как вы, конечно, знаете, при Главном штабе по инициативе военного министра генерала Куропаткина было создано так называемое разведочное отделение…

Про разведочное отделение Загорский, разумеется, слышал, но до сих пор удивлялся, зачем этому органу дали такое странное название.

– Конспирация, – развел руками тайный советник. – Чтобы враги не догадались… Впрочем, глупые названия у нас – это еще меньшее из зол. Настоящей бедой стал подход к этому делу. У нас контрразведку до последнего времени и вовсе в грош не ставили. Кто-то из иностранцев заметил, что контрразведку русские у себя завели исключительно из соображений приличия – везде есть, ну и у нас пусть будет. Как, знаете, человек, не умеющий играть ни на одном инструменте, все же ставит у себя в гостиной рояль – чтобы прослыть персоной изысканной и просвещенной.

Об экспериментальном характере русской контрразведки яснее всего свидетельствовало ее начальство. Главой контрразведки Генштаба стал бывший жандармский ротмистр Лавров, которому ради такого случая присвоили звание полковника. Работало вновь созданное учреждение в основном в Петербурге, и главной его заботой считалось сохранение военной тайны.

При начале войны с японцами стало ясно, что так называемое разведочное отделение Генштаба просто не в состоянии справляться с многократно возросшими обязанностями. Уже в разгар военных действий, после того как русские войска стали нести крупные потери от японцев, при Особом отделе департамента полиции была создана еще одна структура – Отделение по розыску о международном шпионстве во главе с господами Комиссаровым и Манасевичем-Мануйловым.

– Но если Комиссаров до этого хотя бы служил жандармским ротмистром, то кто такой Мануйлов, ума не приложу, – раздраженно продолжал тайный советник.

Загорский заметил, что он слышал про Мануйлова: тот работал журналистом в Париже, был российским агентом влияния.