Дело принципа

Наверно, мой холод, которого я и сама испугалась, сковал и господина Фишера. Поэтому он, якобы влюбленный в меня еще с моего раннего отрочества, даже руки не протянул, чтоб коснуться меня. Ну и правильно. А то получил бы пулю в лоб. Сам бы помер, и я бы под суд пошла. Кому от этого хорошо? А так мы оба живы и можем беседовать дальше. Он поднял голову и посмотрел на меня отчасти даже жалобно.

– А ведь я правду сказал, – сказал он.

– То есть? – на поняла я.

– Я влюбился в тебя тогда.

– Вы и тогда были со мной на «вы», – сказала я.

– Да, да, простите, – сказал он.

Я отошла на несколько шагов, встала в дверях второй комнатки, то есть маленькой спальни.

– Вот так-то лучше, – сказала я. – Вы меня простите великодушно, господин Фишер, но я не вижу ситуации, в которой мы могли бы перейти на «ты».

– Никогда? – спросил он.

– Разве что вы мне докажете, принесете бумаги с подписями и печатями, что вы мой дядя. Можно даже двоюродный. Хотите с папиной стороны, хотите – с маминой. Но ведь нет же. – Он молчал. – И тогда еще один вопрос, думаю, последний на сегодня. Я вам… О нет, я не желаю оскорбить вас подозрением во лжи, но все равно я вам не верю. Взгляните на меня – я некрасива. Не смейте говорить, что я мила, обаятельна, образованна, остра на язык – какое это имеет значение, когда речь идет о чувствах сорокадвух-, сорокатрех– или сколько там летнего мужчины к шестнадцатилетней девице? Чем я вас так привлекла? Неужели богатствами моего отца? Ну неужели вы всерьез решили, что мой отец согласится на такой брак? Хотя, конечно, я не могу влезть в его голову: бог его знает, может, и согласился бы. Но не в том дело. Но вы-то сами! Какая пошлость, какая расчетливость, это недостойно образованного человека. Вы ведь интеллигент, господин Фишер? Я не верю, что интеллигентный человек способен на такую подлость – ухаживать за некрасивой богатой девицей, чтобы потом въехать в ее имение, если не хозяином, то хотя бы мужем хозяйки, и спокойно наслаждаться богатой жизнью. Как-то это очень неинтеллигентно, господин Фишер. Или, может быть, – продолжала я, – вы действительно решили, что некрасивая девица, на которую, наверно, никто из ее аристократических сверстников или чуть постарше молодых людей никогда внимания не обращал, что она будет счастлива завести с вами роман, отдаться вам где-нибудь в гостиничном номере, а вы будете торжествовать. Морально торжествовать. Торжествовать маленькую половую победу над теми, кто богаче и знатнее вас. Вы еврей, господин Фишер. Наверное, вы врали моему папе насчет вашего отца майора, который выслужил дворянство. Не качайте головой. Даже, если вы крещены в католичестве или лютеранстве, вы все равно остаетесь юношей из еврейской семьи, который досыта наелся одиночеством, презрением, бедностью и своей чуждостью на этом смешном имперском празднике, на этом карнавале, который скоро закончится. Очень скоро закончится. Кстати, вот почему все мечты жениться на богатой помещице – смешны. Потому что карнавал очень скоро кончится. Закроется. Его закроют. Придут и скажут: всё. Кончен бал, по домам.

– Почему? – вдруг вскричал Фишер. – Почему кончится? Кто его сможет закрыть?

Наверное, это волновало его сильнее всего. Наверное, я попала в самую точку. Наверное, он сильнее всего хотел быть богатым, знатным, знаменитым, жить в роскошном особняке, ездить четверкой или на дорогом английском автомобиле, принимать по четвергам, держать ложу в опере, быть представленным ко двору, и так далее, и так далее, и так далее…

– Но почему? – воскликнул он еще раз. – Это не должно, это не может закончиться. Во всяком случае, не на нашем веку.

– Я так чувствую, – сказала я. – Меня мое предчувствие никогда не обманывало.

– Я тебе не верю, – покачал головой он, – и вообще, это не ты. Это не ты, не ты, не ты, – повторил он несколько раз.

– Здрасьте! – сказала я. – А кто же?

– Не знаю, – сказал он, прикоснувшись рукой ко лбу. – У меня действительно болит голова. – Он поднялся, повернулся к окну, отошел на шаг, ловя сырой свежий воздух из фрамуги. – Но это не должно кончиться, – сказал он. – Во всяком случае, я здесь для этого. Все очень удачно совпало. Я буду с тобой откровенен: ты проглотила мою наживку. Ты подобрала кошелек.

– Позвольте, – возразила я, – вы хотите сказать, что…