Дело принципа

– Семьдесят шесть, – сказал Петер. – Нормально. Но, может быть, все-таки заедем в аптеку. Выпьем лавровишневых капель.

– Выпьем? – засмеялась я. – Эдак по рюмочке? Ну что ж, если кавалер хочет угостить барышню мензурочкой аптечных капель, – засмеялась я еще громче, – только вконец бессердечная барышня будет отказываться. Благодарю вас, – сказала я, кивком показывая, что согласна ехать в аптеку.

Петер что-то сказал извозчику. Коляска тронулась. Петер продолжал держать меня за руку.

Странное дело, но аптека действительно была совсем рядом и выглядела точно так же, как только что во сне. Коляска остановилась. Петер соскочил, ловко подал мне руку и стал звонить в дверь.

– Наверное, уже закрыто, – сказала я. – Который час?

– По закону они работают круглосуточно. Видите, звонок? – Он позвонил еще раз. За дверью раздалось бодрое шарканье, щелкнула задвижка глазка, потом мы услышали ключ в дверях. Дверь раскрылась, и аптекарь – пожилой и совсем не заспанный господин – да ведь время-то было всего часов девять вечера – пригласил нас войти.

– Барышне дурно, – сказал Петер. – Обморок и боли в сердце. По-видимому, грудная жаба. Дайте нам лавровишневых капель. У вас есть аппарат Рива-Роччи?

– Грудная жаба бывает у пожилых мужчин, – сказал аптекарь. – У молодых барышень бывает истерический комок в груди.

Приятно послушать умного человека.

– Но аппарат Рива-Роччи у вас есть? – настаивал Петер.

– Две кроны, – сказал аптекарь. – Вместе с каплями.

Повернулся и стал что-то доставать из шкафа.

– Это не больно, этот ваш аппарат? – на всякий случай спросила я.

– Что вы, что вы, – хором сказали аптекарь и Петер, а Петер утешающе обнял меня за плечи.

– Присаживайтесь, – сказал аптекарь. – Дайте руку.

– Левую? Правую?

– Все равно, – сказал он. – Обнажите плечо.

Я пожала плечами, скинула накидку, расстегнула четыре пуговицы на блузке и, оттянув воротник, высунула правое плечо. Вид был довольно дурацкий. Петер на всякий случай скромно отвернулся.

– Милая барышня, – сказал аптекарь, ставя на стол длинную коробку красного дерева с латунными уголками, – милая барышня, плечом в медицине называется часть руки от локтя до плечевого сустава. А вы мне показали плечевой сустав. Плечевой сустав мне как раз-то и не нужен. Я, конечно, понимаю, – замялся он, – что такое измерение барышне должна производить дама, но мою помощницу я уже отпустил, а моя супруга в отъезде.

– Чепуха, доктор, – сказала я. – Двадцатый век на дворе. – Я расстегнула блузку до низу и вытащила руку из правого рукава. Мне совершенно не было стыдно. Да и смотреть у меня, собственно говоря, было не на что.

– Положите кулачок под локоть, – ласково сказал аптекарь, открывая этот длинный ящик.

Ящик раскрывался по короткой стороне, то есть превратился в довольно большой угольник, стоящий на столе. В верхней, стоячей его части была прозрачная трубка, которая заканчивалась стеклянной ванночкой, где едва колыхалась ртуть. Из нижней части этого угольника аптекарь вытащил черную матерчатую манжету, к которой была приделана резиновая груша, вроде той, что бывают в парикмахерских на флаконах-пульверизаторах. Он охватил этой манжетой мое, как он выражался, «плечо», то есть место между локтем и подмышкой, туго застегнул и стал накачивать туда воздух этой резиновой грушей. Другая трубка шла к ящику. Аптекарь качал и качал, и ртуть поднималась из ванночки в эту высокую трубку с делениями. Он при этом левой рукой приложил слуховую трубочку к моему локтевому сгибу, согнулся и слушал. Петер стоял отвернувшись, но я видела, что он подглядывает, потому что стоял он лицом к застекленному шкафу, в котором все прекрасно и отчетливо отражалось. Ах, милый Петер, тут и в самом деле не на что смотреть! Аптекарь продолжал качать, манжета стиснула мне руку так сильно и даже больно, что я едва удержалась, чтобы не запыхтеть.

– Расслабьтесь, – сказал аптекарь, – не напрягайте живот и особенно пальчики на ногах. Распустите пальчики на ногах.

Ртуть в трубке дошла уже почти до самого верха. Он повернул какую-то штучку на груше, и воздух с шипением начал медленно выходить из манжеты. Аптекарь еще сильнее прижал слуховую трубку к моему локтю, а я видела, как ртуть в трубочке сначала спускается медленно и плавно, потом вдруг начинает дрожать, опускаться вниз уступами, как будто в такт моему пульсу, который отдавался у меня в ушах, а потом вдруг снова побежала гладко и быстро. Раздалось «пуфф», из манжеты вышел весь воздух. Руке стало легко.

– Сто пятнадцать на шестьдесят пять, – сказал аптекарь, снимая манжету с моей руки. – Оденьтесь, барышня. У вас прекрасное артериальное давление. Забудьте про грудную жабу. Вы просто разволновались. Это бывает.

– В моем возрасте, вы хотите сказать? – чуточку обиделась я.

– В любом возрасте. Это случается в любом возрасте, – добродушно сказал аптекарь. – Душевные переживания охватывают людей любого возраста и пола.

– Что вы нам порекомендуете? – сказал Петер.

Нет, это просто очаровательно. «Нам» – вы только подумайте! Что он себе в голову взял? Но мне это было приятно, чего уж скрывать.