Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Ее недоброжелатели воспользовались этим, как доказательством того, что она совсем не Романова, поскольку царь Николай разорвал отношения с кайзером после того, как Германия объявила войну России в 1914 году. Но связь с Вильгельмом и немецкое участие в судьбе Романовых нельзя объяснить так просто. Это сложный и серьезный вопрос, который следует рассматривать отдельно — мы только отмечаем принятие Анны Андерсон одним высокопоставленным немцем, который мог знать, что же действительно случилось в июле 1918 года.

В 1927 году, в самый разгар ожесточенных споров о том, кем была фрау Чайковская, генерал Макс Гофман, который был в годы войны начальником штаба и главным представителем Германии при заключении Брестского мира, заявил, что он убежден, что претендентка была настоящей Анастасией. Об этом же рассказывал один из людей Гофмана барон Маенус фон Браун, отец знаменитого ученого, разработчика немецких ракет, Вернера фон Брауна.

Генерал Гофман умер в июле 1927 года, вскоре после его заявления, так и не успев встретиться с Анной Андерсон. Он говорил: «Я могу и не встречаться с ней. Я и без этого все знаю», как будто он имел информацию, которая была получена много лет назад. Как один из Высшего командования, участвовавший в Брестских мирных переговорах с большевиками, он мог знать, какие меры были предприняты немцами для спасения Романовых. Но тут мы должны остановиться — опубликованные статьи и воспоминания о судьбе русского императорского семейства имеют только одну общую особенность — полное отсутствие информации на эту тему.

Были случаи, когда Анну Андерсон опознали даже не родственники, а люди, которые в прошлом встречались с Анастасией и хорошо ее помнили. Одним из них был Феликс Дассел, офицер, который был ранен в 1916 году, и в течение нескольких месяцев находился в госпитале Царского Села, находившимся рядом с царским дворцом. Госпиталь находился под покровительством Анастасии и ее сестры Марии, которые регулярно посещали раненных. У Дасселя были хорошие отношения с ними обоими, и когда он выздоровел, царица поручила ему охрану дочерей. Когда он узнал о претензиях Анны Андерсон, в Германии в 1927 году, он придумал план проверки, используя свои знания об этом периоде жизни Анастасии. Перед встречей с Анной Андерсон он составил список вопросов и ответов, касающихся деталей жизни в госпитале, о которых могли знать только настоящая Анастасия и Мария. Он сложил все это в конверт и положил этот конверт в сейф герцога Лейхтенбергского, у которого Анна Андерсон в это время жила.

При встрече с претенденткой он задавал ей вопросы, вводя в них преднамеренные неточности, которые она должна была обнаружить и поправить его. Претендентка выдержала это испытание с триумфом. Она правильно определила значение слова «Mandrifolie», как прозвище Марии. Она поправила Дасселя, утверждавшего, что бильярдный стол в Царском Селе был наверху, тогда как он был внизу.

Когда Дассел сказал, что она и Мария приходили в госпиталь каждый день, часто с братом Великим князем Алексеем, она поправила его, сказав, что они посещали госпиталь два-три раза в неделю, и с ними никогда не было Алексея. Решающим доказательством идентичности для Дасселя явился случай, когда герцог Лейхтенбергский показал фотографию русского полковника, которого Дассел очень хорошо помнил.

Вот как он описывал реакцию претендентки на эту фотографию: «Больная бросила на меня быстрый взгляд. И я не успел раскрыть рот, как она рассмеялась. Смех был сдавленный, слегка отрывистый, но точно такой же. Точно такой же… Я не мог усидеть на месте. Я вскочил и опрокинул свой стул.

«Человек с карманами!» — сказала она. «Человек с карманами?» Да, да. У него было, конечно, имя, но, я его забыл.

«Человек с карманами» — Великая княжна Анастасия сама придумала это прозвище, поскольку этот вояка, невоспитанный и тупой, с дурными манерами, часто разговаривал с Великими княжнами, держа руки в карманах… Вот тут-то я и понял, что она действительно Анастасия. Я был повержен».

Лили Ден была одной из ближайших подруг царицы, которая проводила много времени в Царском Селе с 1907 года по 1917 год и знала настоящую Анастасию очень хорошо. Поскольку она позже обосновалась в Венесуэле, она не встречала Анну Андерсон до 1967 года; но, несмотря на прошедшие 40 лет, она признала свою Анастасию, посещая ее по несколько часов в день, ежедневно в течение недели.