Дело шести безумцев

– Па-а-а-ап, не с Воеводиным. С Камилем Смирновым. По делу и в отпуск заодно. Слушай, па, тут наш рейс объявляют, можешь в мою комнату сходить?

– Могу, – услышала я шум шаркающих тапочек, – все, в комнате.

– Открой ящик письменного стола. Там коробка из-под конфет. Что внутри?

– Красная коробка?

– Да! Что в ней? Что ты видишь?

– Ничего. Она пустая. Совсем.

– Уверен?

– Стою, трясу ее.

– А рядом посмотри, там нет… кулона с золотым шаром и женской помады на нитке из крапивы?

– Ничего такого нет. Тетради, ручки, фотографии, но кулона и помады нет. Может, в другой коробке?

– Может, я с собой забрала и забыла… пороюсь у себя. Спасибо, па. Передавай маме привет…

– Обязательно, а куда в отпуск летите-то?

– В экстремальный тур, пап. Что-то типа игры «Последний Герой».

– Ничего себе. Ты аккуратней. Как только Камиля уговорила на эту игру?

– Наверное, надеется выиграть.

Мы остались последними в очереди на посадку, а в самолете наши места оказались разбросаны по салону.

– Украли, Камиль! Все, что было в коробке! – нависла я над его креслом, истерично вещая на весь салон. – Кулон украли… А там внутри пыльца от Аллы, которая память возвращает. Она отдала мне ее в парнике, – отодвинулась я, чтобы пассажиры по соседству смогли убрать вещи на верхние полки.

– Девушка, не мешайте, займите свое место, – буркнул небритый мужчина в ушанке.

– Отдала мне ее в парнике, – повторила я в два раза громче, чтобы ушанка не помешала ему расслышать, – перед тем, как я ее убила.

– Стюардесса! – вскинул мужчина руку с торчащим пальцем, что уже мерещился мне в манящей дреме… отрезанным и законсервированным в одной из формальдегидных жиж Камиля.

Я затрясла головой, прогоняя бред.

– Кира, – поднялся Камиль, – мы так в Оймякон не попадем, – усадил он меня в свое кресло.

Подошла бортпроводница в сопровождении охраны. Камиль показал им свое удостоверение.

– Работаем над делом. Это срочно. У вас не будет двух мест рядом?

– Отлично! – билась я о плотно прижатую к туалетной стенке спинку кресла, которая не откидывалась. – Семь часов даже не поспать!

– Отставить истерику. Написал Воеводину о краже. Он проверит.

– Отставить! – передразнила я. – Кто-то красит губы той же помадой, что и мои мертвые сестры, и подкидывает мне отпечаток губ в подвал, пока я связана стяжками!

– Простите, – нагнулась к нам бортпроводница, – вы не могли бы «работать» над своим делом потише. Вы пугаете пассажиров.

– Пугаться надо, когда уравнение собственной смерти видишь на двери в хату! – обрадовала я ее.

– Пересадите их! – начали требовать пассажиры хвостовой части, и нас с Камилем отправили в бизнес, а потом и в первый класс.

– Учебник? – скептически покосился он. – Опять «Психология криминалиста»? Когда я уже перестану вестись на твою драматургию?

– Гениальная вещь! Первый курс – первый класс, – взяла я с серебряного подноса стеклянный фужер с латте, половину которого уже выпил Камиль.

– Рад, что у тебя улучшилось настроение.

– Мое настроение такое, Камиль, потому что Она и Он или Они, те, кто делают все это, скоро ошибутся. Могут тырить мою помаду и пыльцу, у меня еще есть, – коснулась я кулона на шее, – могут похищать и запирать меня в погребе и поить моим любимым кофе, могут токсин мне подсыпать, – смело выпила я латте почти залпом, – рано или поздно они промажут мимо цели. Метнут свой ножик, а он ударится рукоятью и отскочит. И тогда я подберу его. И тогда наступит моя очередь для ответного броска.

К счастью, я скоро уснула. Помню, что Камиль передал мне плед, а после – только темноту и мои кошмары. Снова журавль, застрявший в паутине. Снова девушка с моим лицом на прозекторском столе и раной на том самом месте, куда я клеила сотню пластырей.

– Ты опять… со своим пальцевым тай-чи… ты меня усыпил?

– Тебе был нужен сон.

– Как ты это делаешь?

– Нужно долго учиться. И скорость ударов должна быть равна одной секунде на все три. От четырех ударов – смерть. От пяти – воскрешение. Но это миф. Сердце и легкие запустить можно, но не мертвые нейроны. Я пробовал много раз. На трупах.

Бортпроводница, мимо которой мы медленно двигались на выход после приземления, стояла с зеленым лицом:

– Будем рады видеть вас снова на борту нашей авиакомпании…

– Ехать нам на поезде в обратную сторону, Камиль!

У меня никак не получалось вызвать такси. Все пассажиры с нашего рейса хлынули в зону прокатных машин, а кому не хватило или не было брони, успели расхватать свободные попутки. Отовсюду слышался гомон иностранной речи.

Мы с Камилем не понимали, что происходит.

– Может, фестиваль зимней рыбалки? – предположил он.

– Сейчас июнь.

– Ты заставила меня взять с собой унты и ледоступы, а тут плюс двенадцать, – обмахивался Камиль шапкой, стирая ею пот с висков.

– Ночью будет минус девять. Лабиринт изо льда, не забыл? – набирала я номер. – Алло! Айхал, это Кияра, помнишь меня?

– Чукурушка Кыйаара! – ответил водитель такси, который помогал мне прошлой осенью.

– Вот я и вернулась. Ты не знаешь, нас кто-нибудь отвезет до аэропорта Магана? Прямо сейчас.

– Сейчас? Я и сам тебя отвезу, Кыяра! Где ты?

– Слева от главного выхода.

– Через пять минут!