Дело шести безумцев

– Пошли прочь! – закричала Поля, и я только сильнее закрыла руками уши. – Кир, ты как? Ты шума боишься, да? У тебя тоже посттравматический синдром, да?

В мыслях у меня прозвучал голос Максима: не пост-, а сейчас-травматический синдром. Подумав о нем, я улыбнулась, и Поля, решив, что все в норме, сунула руку под матрац, выуживая что-то.

Она подвинулась ко мне на самый край кушетки и перешла на шепот, озираясь по сторонам:

– Я кое-что отдам тебе. Мне принесла помощница по дому.

– Что отдашь?

– Что-то… страшное. За гранью, понимаешь?

– Понимаю, я сама одной ногой там, – отшвырнула я кусок зеркала.

Полина уже не могла остановиться:

– Она сказала про корону, сказала, что мою голову покроет золотой обруч, – скривилась Поля от боли. – Она подарила мне ее год назад! Корону, которую я расплавила на плите! Это был ее подарок, Кира? Ее подарок мне! Аллы! Аллы Воронцовой!

Полина держала в руках столь знакомые мне рисунки, не пойми какой наукой созданные. Она протягивала уравнение собственной смерти.

Глава 17 «Селфяш с чукурушкой»

«Кира, – шуршал наушник, – спроси, кто-нибудь еще получал такие?»

– Мы получали, – шептала я, – у нас есть такие. Они висят на пробковой доске в кабинете Воеводина…

– Кира? Ты здесь? – помахала мне перед глазами ладошкой Поля, вспоминая прошлогодний день рождения. – Корона была классной. Из чистого золота, такая два миллиона стоит. Я подумала, на листе поздравление, ну типа, Алла вся такая оригинальная и решила мне открытку нарисовать. Конечно, я ничего не поняла, чего она там имела в виду, но корону оставила.

– Ты помнишь? Можешь повторить, что она сказала, когда дарила корону и… открытку?

– Сказала: «Вот карта к твоему спасению», ну и сунула мне свои каракули.

– «Карта к спасению»? Уверена?

– Я точно помню. Слово в слово. Думала, будет квест, какая-то игра в казаки-разбойники, только для взрослых, но нет. Отдав подарок, она ушла. Ты же, ну… – неловко теребила Поля простыню, – ты была там. Вы с Максом оба были, когда Алла… и все такое… Может, ты знаешь, что это за карта? И как она меня спасла, если со мной вот такое случилось? – ткнула она в бинты на голове.

«Не отвечай ей. Уходи», – хрипел наушник.

– Я уже видела такие рисунки…

«Огонькова не должна ничего знать. Дело засекречено. Уходи, или я отправлю к тебе группу».

Стукнув себя по уху, я замотала головой, слыша теперь только помехи.

– Ты видела? Где?..

– Таким же уравнением Алла описала смерть.

– Чью?

– В последний раз… свою.

Выйдя из больницы, я побежала. Камиль стоял сразу за аркой, и я врезалась в его грудь. Он пытался закрыть собой витрину продуктового магазина, но именно туда – внутрь расплавленного стекла – убегали Ира с Мирой. И вместе с ними «Алла», держа обеих за руки.

Камиль сорвал с меня платиновый парик и взлохматил волосы, пробуя увести подальше, словно плаксивого ребенка, который требует купить мороженое или шоколадку, не в силах оторваться от витрины.

Щелкнул латекс. Горячая ладонь Камиля опустилась мне на глаза. Рука все приближалась, и я видела только необычный рисунок его линий жизни, впаянных в кожу. Такие они были красные, словно ожоги.

Камиль свернул пару раз в подворотню, останавливаясь за гаражами. Только теперь он убрал руку у меня с лица. Диким зверем я учуяла свободу. Оставалось только избавиться от тисков.

Блеснул скальпель из его чехла, спрятанного у локтя. Я не шевелилась, чтобы он не срезал чего лишнего, но Камиль и так все «видел». Он быстро удалил провода, клейкую ленту и выдернул адаптер почти у меня из трусов.

Кожа из-за скотча была влажной. Горячая рука Камиля парила над ней летающей тарелкой, высушивая, как тысячу лет испытывающие жажду инопланетяне в НЛО.

Я сунула под нос Камилю рисунок с уравнением смерти Полины Огоньковой.

– Вместе с этим теперь их семь.

– Кира… мы ничего не могли сделать.

Я металась между гаражей, пиная железные ограждения, пока на одном не появилась вмятина.

– Кира! – оттащил меня Камиль. – Перестань!

– Рисунки, Камиль… они висели, пришпиленные к пробковой доске у Воеводина полгода… Он увидел их впервые, когда Алле было всего шесть лет!

– Ты тоже видела такой на ее двери, Кира. Никто не может решить их!

– Мы должны были… на них наши трупы, Камиль! Семь рисунков… семь самоубийц! Дело о шести самоубийствах, Камиль… это не случайность. Алле было шесть лет, и она тогда уже знала, что они умрут!

– Не совсем так, – поправил Камиль. – Она знала, что ты будешь рядом с ними, когда они умрут. Ты будешь в центре всех этих смертей. И это хорошо.

– Еще одно слово, Камиль, – терла я глаза, чувствуя, как в них лопаются сосуды, – и я тебе врежу.

– Хорошо, – добавил он, – что рисунков не двадцать пять и сто сорок. Значит, больше никто не умрет.

– Уверен? – Уловив момент, я снова пнула металлическую коробку. – Сколько таких она отправила в письмах, знаешь? Полине подарила сама… назвала их… картой к спасению… Типа, вот тебе схема, как ты сдохнешь, не поймешь ее – твои проблемы! Ты – труп!

– Я доложу Воеводину. Он проверит. Сравнит ДНК карты с образцами крови жертв.