Дело шести безумцев

– Это не из-за токсина. Я всегда видела сестер, Камиль. Сразу, как погибла Алла.

– У тебя эффект накопления.

– А дозировка в моей крови? Что в анализах?

– Был всплеск в тот день, когда ты с Максимом посетила бал. Уровень Огоньковой превышал твой уровень в два раза. Вы обе контактировали с токсином на празднике или перед ним.

– Ясно… – развернулась я к лабиринту и достала переписанный от руки текст стихотворения.

– Не передумала?

– Она бы не оставила такую штуковину просто так. Аллы там нет, но что-то другое мы точно найдем.

– А веревки? До третьего поворота я дорогу запомнил. Дальше веревки хватит на пятьсот метров.

– Не нужно, Камиль. Ни веревки, ни фонари не понадобятся. Слушай:

Где прозрачные стрекозы
Оставляют след на глади
Лепестка, что тоньше розы,
Заходи ко мне, не глядя.
Здесь рождаются желанья,
Всходят морок, сумрак, рок,
Погибая в предсказаньи,
Всем готовый бугорок.
Приходи ко мне без страха,
Буду ждать тебя внутри,
Без крыла, моя ты птаха,
За судьбу благодари.
Где колосья льются речкой,
Где истоки зазеркалья,
Подсвети тропинку свечкой,
Здесь обитель состраданья.
Сложно быть простой и просто.
Вьются вьюгой мои стебли,
Из могил пробьются в гнезда,
И совьются, и прольются
Алым, красным, кровяным,
Коль отверстья пулевые,
Дверь в прощение…
Иные… прочитают, разгадают,
Им дарую я спасенье,
Остальным – освобожденье.

– «Приходи ко мне без страха», – повторила я, – «подсвети тропинку свечкой».

– Стандартные бытовые свечи горят по шесть или восемь часов, – ответил Камиль. – Хватит, чтобы пройти три часа в одну сторону.

– Свечи, Камиль. Я держала в руках свечу, когда была с ними в храме. Такие горят минут сорок, – вытащила я сверток восковых свечей всех размеров. – Я зашла в церковь, представляешь? Поставила свечи за здравие родных и за упокой сестер. Алла была крещеной. За ее упокой я тоже поставила.

– Легче стало?

– Ты врач и скептик. Ты не веришь в такое.

– Я с Воеводиным работаю. Всякое видел. Или читал. Или слушал его байки. Я верю даже в большее, чем существует.

– Помнишь, что Айхал сказал? Про ледяные сердца? Ты свое тоже в морозильной камере морга хранишь? С тех пор, как получил ранение?

– А с тех пор как развелся, добавил туда же миндалевидное тело. Чтобы не шарахнул фенилэтиламином снова.

– Ты любил жену? Не слишком личный вопрос? Могу прочитать тебе в словарике, что означает существительное «любовь».

– Она была простой и домашней. Понятной. Не умела видеть между строк. Она бы к этому лабиринту в жизни не подошла. Устроила бы сцену за потраченные деньги из семейного бюджета и покрутила бы пальцем у виска, если б услышала, что я пойду туда ночью без страховочного троса с одной свечой в руке.

– И была бы права, – улыбнулась я. – Если б мы могли, как она… мы бы не были одиноки.

– Максим тебя простит. Я уверен, – добавил нам кипятка Камиль и разломил пополам шоколадку, – его отрезанным пальцем не отпугнешь.

– Это отпугнуло меня, Камиль. Я напала на него, напала на тебя. Мы жуем пополам еду и пьем по очереди из одного стакана, но сколько так может длиться? Так жить не получится. И потом, не забывай, что стало с моей мамой и с Владиславой. Шок стимулировал врожденную шизу… ну или что там. И со мной будет так же… я свихнусь, как они… я начну жарить аквариумных рыбок.

– Воронцова в клинике?

Я кивнула:

– Максим рассказал. Она молчит. Ни звука не произнесла с той ночи. Пишет картины. И на всех лицо ее дочери. Вопрос, Камиль: тяпки мне закупать или кисточки?

– С точки зрения наследственности – тяпки, – честно ответил он, – шансы перенять это как шансы встретить на улице динозавра. Пятьдесят на пятьдесят.

– А часто ли ты встречал тирекса в булочной?

Когда в лагере стихло, мы вернулись к арке. По земле волочились страховочные тросы. Где-то внутри шастала команда сталкеров, не выпустившая еще ни одной ракеты, и, переглянувшись, мы с Камилем шагнули внутрь.

– Поджигай, – протянула я свечу, и Камиль зажег наши обе. – Идем.

– Куда? Есть план?

– Прямо, до первого поворота. Больше пока некуда.

Свечи горели десять минут, когда мы оказались на первой развилке.

– Дальше?

– Думаю.

Я прижалась полыхающим лбом к ледяной стене, высотой в тридцать метров, приятно охлаждая голову. Как недавно лопнули капилляры у меня в глазах, так где-то под ледяной гладью вспыхнули алые дорожки, похожие на тонкие длинные корешки, стоило приблизить к ним пламя свечи.

– Камиль… тут что-то есть во льду… что-то алое.