Приблизившись, я выдохнула в центр паутины пар. Словно сахар, льдинки размером с волосок рухнули каплями слез в центр моих ладоней, освобождая нам с Камилем проход.
– Пахнет… – поднесла я пектиновую талую воду к носу, – геранью.
Спустившись с моста, мы оказались на широкой устойчивой поверхности размером с ледовый каток.
– Искусственный, – прикоснулась я к полу и сбросила ледоступы.
Разбежавшись, поехала на ногах вперед, прямо к постройке, светящейся в центре алым. По бокам возвышались статуи, из глаз которых текли слезы в форме цветов. За спинами – распахнутые крылья, под ногами – кактусы, на иглах которых расселись канарейки и летучие мыши.
Мне было все здесь знакомо. Каждый знак, каждый символ, каждый элемент – ничто не было лишним. Ворвавшись внутрь ледяного склепа, я наконец-то была готова увидеть то, к чему меня привела шифровка, вышитая на юбках Аллы, и ключ с ошейника Гекаты.
– Кира, ничего не трогай! Тут могут быть улики!
Я посмотрела на Камиля так, словно он сказал, что преступник оставил на месте преступления отпечатки, ДНК, признание, оружие убийства, а заодно и самого себя в наручниках.
– Понял. Это Алла. Здесь ничего не будет.
Мы шли к единственному предмету, что видели перед собой.
– Колба? – обозвал ее Камиль.
– Это ваза, Камиль. Для цветов.
– Ладно, колба для растений. Что в ней?
Вытянув руку Камиль, достал несколько пшеничных колосьев. Стебли у них были золотистыми, а верхушки кроваво-красными, огромными и пушистыми.
– Сколько их? – спросила я, уже зная ответ.
– Восемь, – отозвался он, – столько жертв токсина, если считать с Огоньковой. Она выжила благодаря счастливому случаю. Потому что корона оказалась ей велика.
– Пакет, – прошептала я, а потом выкрикнула: – Пакет для улик! Убери их! Быстрее! Спрячь! – закрыла рот и нос рукавом. – Не дыши, Камиль! Не вдыхай запах!
Камиль спешно запихнул колосья в пакет для улик, туго его затягивая.
Я убрала от лица руку. И так уже надышались, чего теперь закрываться.
Что-то не давало мне покоя. Я все ходила и ходила туда-обратно мимо ледяного подиума длиной с человеческое тело, но вместо тела Аллы здесь был только букет красной пшеницы.
– Хлеб… она предложила мне каравай… – произнесла я. – Алла рассказывала про юбки… В первый день она угостила меня караваем. Я подумала еще, во дает! Эта девушка хлеб сама печет! Морозостойкая пшеница, Камиль! Она говорила, что вывела сорт морозостойкой пшеницы, которая растет из-под снега… И у нее алые колосья, как ее волосы… Цвет волос у Аллы был пшеничный, а кончики алые…
Я закрыла рот руками:
– Я знаю, как токсин попал в нас. Кажется, я все поняла, Камиль. Я все поняла… Камиль? Я знаю, кто убийца… Камиль… Ты где?
Обернувшись на тишину из-за спины, удивленная, что Камиль не впечатлен моими догадками и ничего не переспрашивает, еле-еле я успела увернуться от удара в лицо ледорубом. После него последовал второй, потом третий. Я побежала, пока зигзагоподобный нож не порвал меня на две половинки на манер фотографий, порезанных мамой.
Оставив ледоруб в стене, Камиль вырвался из его ремня и набросился на меня снова. Я поскальзывалась и падала без кошек у себя на ногах, но кажется, только это все еще помогало мне выжить. Падая, я оказывалась ниже наносимых им ударов.
Камиль никак не мог прицелиться и схватить меня, атакуя снова и снова.
Именно это видел Максим, когда я набросилась на него, пока, как он полагал, у нас была прелюдия. Я думала, что защищалась, но на самом деле «кромсала» его.
– Хватит, Камиль! Это же я!
– Я знаю, кто ты! – таращил он на меня выпученные глаза. – Ты убийца!
– Ты надышался колосьями! В них токсин!
– Токсин – это ты! Я избавлю мир от заразы!
– Становись в очередь! – швырнув в него ледяной вазой, я побежала обратно к коридору и алому мосту.
Вдоль стен коридора бежать оказалось легко, я упала всего дважды, но, когда начался мост шириной всего метр с обрывами по бокам в тридцать метров высотой, пришлось остановиться.
– Так, спокойно… – расставив ноги, я села сверху, как на гимнастическое бревно. Получился шпагат со спущенными вниз по стенам согнутыми коленями.
Толкаясь руками, я двигалась вперед по извилистой тропе обратно к стене, где мы поднимались. Только бы успеть зажечь свечу! Без нее я не выберусь к арке! Желательно еще и Камиля не прикончить. Токсин выветрится из него… кажется, я травилась им так давно, что получила небольшой иммунитет, и крышу у меня не срывало.
По крайней мере, меня не глючило, как Камиля.
– Правда же, Алка? Я же в норме?! Говори, раз пришла! – смотрела я на девушку, застывшую над черной бездной ледовых стен лабиринта. – Не будь ледяной статуей! Чего ты паришь тут без дела? Не видишь, Камиль меня хочет убить!
– И у него получится это, моя Кирочка!
Она парила в воздухе, обутая в алые туфли на высоких каблуках, сложной конструкции белую рубашку и черные обтягивающие брюки. Ее глаза горели тем же алым цветом, какой была помада и те самые колоски из склепа. Но не одежда делал ей собой, а надменность фирменного взгляда, лишенного эмпатии, чувств, полного одним только знанием, что всем нам конец.