Прежде чем свеча погасла окончательно, Алла ударила каблуком алой туфли в ледяную стену, и в пятидесяти метрах от меня обрушился кусок кладки. Вокруг загрохотало, а через десять минут из-за поворота, где произошел обвал, выбежали люди с фонарями, которых вел тот, что держал в руке горящую свечу длиной полметра.
– Сюда! Они здесь!
Мир повернулся по часовой стрелке с двенадцати на три часа. Моя голова прижалась к приятному льду, остужающему вспотевший лоб. Внутри него словно стучал часовой механизм взрывчатки, что вот-вот разнесет здесь все, если я не закрою глаза.
– Кира! Смотри на меня! Смотри, не закрывай глаза!
Мимо меня пронеслись чьи-то ноги, вверх на носилках взмыло тело Камиля.
– У него токсин… там колосья… – хватило мне сил прошептать о самом главном.
– Заберите рюкзак, – велел Максим, – герметично упакуйте! Никому не приближаться к контейнеру. Смирнова в медицинский бокс и свяжите его… как-нибудь мягко.
Я почувствовала, что взлетаю. Голова свесилась вниз. Прилила кровь, перед глазами запрыгали черные мушки горелого снега, который падал на нас с Максимом в прошлом ноябре.
На вершине стены стояла Алла: руки в карманах, пшеничные волосы с красной окантовкой развевались в такт вспыхнувшему в небе северному сиянию бордовых вспышек.
– Прости меня… – шептала я, глядя на нее, – пожалуйста, прости меня…
– Все хорошо, – отозвался Максим.
Алла махнула рукой и послала мне воздушный поцелуй. Теперь я видела только ее глаза, растворяющиеся в солнечных вспышках солнечного ветра, куда улетела та самая Алла из прошлого.
«Все хорошо, моя Кирочка», – звучал в голове ее голос.
Глава 20
Карта к спасению
– Мест нет. В сотый раз повторяю, молодой человек! Сезон! Ни одного нумера не найдете. Тут всего одна гостиница на весь Оймякон.
– Эту гостиницу строил мой отец.
– Ха! Я такое по три раза в сутки слышу! Скажите еще, вас Максим Воронцов зовут! Нумеров нет!
Я лежала на заднем сиденье машины, слушая восьмой по счету разговор с отказом в гостиничной брони.
– Максим Сергеевич, – постучал в окно человек с рацией. Как я поняла, он возглавлял поисковый отряд, отправившийся в лабиринт, – Смирнова эвакуировали вертолетом.
– Готовь второй.
– Не можем, Максим Сергеевич. Снежная буря. В Якутск вылеты отменены. Ребята поставили палатки. Вам бы укрыться. Машину к утру занесет выше антенны.
– Июнь на дворе, какая буря?
– С погодой что-то, – озирался он, – аномалия.
– Сколько возле лабиринта человек?
– Около пятисот.
Максим барабанил пальцами по рулю. Мизинец красной перчатки на левой руке был срезан и зашит, ведь пальца там не было.
– Пройдитесь по лагерю. Предупредите о буране. Детей, женщин разместите в наших палатках. Мы доставили сюда горы поискового и спасательного оборудования на трех вертолетах. Чтобы никто мне тут не обморозился к утру.
– Будет сделано, – прикоснулся его человек рацией к виску, – есть еще вариант. В паре сотен километров железная дорога. Поезд до Якутска, товарняк с пассажирским вагоном раз в сутки уходит.
Максим завел мотор:
– Тогда мы к железке.
Перед тем как тронуться, он вышел из салона и ударом ноги сбил зеркала заднего вида, выдернул салонное, и только после этого машина поехала.
Я лежала на спине, будто плывя по течению алой небесной реки среди полярных сияний. Она озаряла дорогу красной тропой, что появилась в лабиринте от огня свечи. Максим иногда оборачивался через плечо, и я надеялась, он просто проверяет, жива ли я, а не мое намерение сделать неживым его.
Не знаю, сколько мы плыли по пылающему солнечному ветру, но к рассвету добрались до железной дороги.
Поезд – это было громко сказано. Головной вагон, несколько технических составов и один пассажирский – совершенно пустой.
Внутри было холодно.
Кажется, в его машине я смогла уснуть и к утру была способна идти сама. Максим положил рюкзаки на верхние сетчатые полки, и мы сели на окоченевшие деревянные лавки друг напротив друга, продолжая молчать.
Как только поезд дернулся пару раз и засвистел по рельсам, за окнами забегали струны-провода, смешиваясь с полярными кроваво-красными сияниями. В щели сквозняком ударил циклонный ветер – предвестник бури. Я чувствовала, как тонкую пленку моих слез заволакивает ледяная корочка.
Максим пересел, оказавшись теперь возле меня. Его красная перчатка коснулась щеки с заледеневшей слезой. Та самая перчатка с крепко застроченным теперь уже ненужным отверстием для мизинца.
– Максим… – опустила я глаза к его ладони.
– Забей, Кирыч. Не самый нужный палец для мужчины. Ты только оставь уж мою выпирающую часть тела, которая в единственном экземпляре, лады?
– Голову? – улыбнулась я, но слезы хлынули сильнее.
«Не самый нужный палец для мужчины» – такие слова голосом Аллы я слышала у себя в голове незадолго до нападения на него.
Опустив неотрубленную, но давно потерянную голову, Максим коснулся своим теплым лбом моего ледяного.
– Я могу убить тебя, Максим. В любой момент, понимаешь?
– Это будет честно. Потому что я не смогу жить без тебя.