Дело шести безумцев

– Вы считаете? – ответила я по всей науке любимого учебника, затягивая Варвару в продолжение беседы.

Но сотрудница в белом халате и без моих уловок причитала без умолку:

– Только бы прикрикнуть! Всегда самый умный! Слова поперек ему не скажи! На днях выгнал стажеров Михайлова Сашу и Светлану Зотову. Зотова, – кивнула женщина к потолку, – внучка-то какого надо академического чина, но Смирнову нет дела до правильных людей и нужных связей. Он ее, видите ли, за дверь! Еще и приписку сделал в характеристике, назвав «ограниченно некомпетентной»! И куда девочка с таким листом теперь поступит? Санитаркой в дурку?

– Характеристика верна, – скрипнула за нами дверь, – Зотова при взвешивании назвала человеческое сердце «склизким смайликом». – Камиль первым делом устремился к мыльной.

Неужели в Камиле проснулось чуточку сострадания и чье-то сердце в руках стажерки так его взволновало, что он обиделся на слово «смайлик»?

– Сердце, – продолжил Камиль, сбросив белый халат, и принялся мылить руки до локтя, нервно очищая ногти щеткой с жестким ворсом, – фиброзно-мышечный орган. На нем нет слизи.

А нет, все в порядке.

Он все тот же бесчувственный патологоанатом, которого расстроила слизь, а не аллегория на пиксельную улыбку.

– Простите, Камиль Задович… А-задович… мой бог!.. – перенервничала Варвара Леонидовна.

Пусть Камиль и был Задовичем, с чем спорить я бы не стала, но увольняться или получать собственную характеристику с обходным листом Варваре «не улыбалось» никаким смайликом.

– Агзамович, – поправил он, бросив через плечо, – и я не ваш бог.

Женщина унеслась, прихватив свои вопросы с собой, когда я, напротив, свои взяла и вывалила.

Ну что, «Психология криминалиста. Первый курс», пора за дело!

– Знак вопроса, Камиль, напротив твоей фамилии. Не объяснишь? – спросила я без прелюдий, пропустив: «Привет, Камиль, читала тут твое дело и нашла кое-какие странности: про фамилию с вопросом, вымаранные сто тридцать страниц и остров в Новой Зеландии – не расскажешь, что ты там делал?»

Используя методы из учебника, я выведу Камиля на разговор.

– Ты читала. Я из детдома. Документов не нашли, биологических родителей признали погибшими. Мне было три. Какую дали фамилию, такую дали. Свою настоящую я не знал.

– А Ракиура. Зачем?

– Зачем, – повторил Камиль, до сих пор не обернувшись.

Он взялся за края раковины и поднял глаза к небольшому выпуклому зеркалу-шкафчику, внутри которого наверняка хранил коллекцию плавающих в спирте человеческих языков.

– Почему ты спросила «зачем», а не «когда» или хотя бы «что значит это слово»?

– Слово в переводе с языка маори означает «остров пылающих небес». Аномальная зона полярных сияний, что-то там из-за полюсов. Все вычеркнуто, Камиль. Про Ракиуру. Зачем ты ездил туда? Все, что они оставили в архиве незаштрихованным – это «Ракиура»; «акупунктурными техниками», «в то время как»; «не подлежит доказательному методу». И миллион страниц вычеркнутого.

– Расщедрились. Надо сказать, чтобы вычеркнули локацию, – натянул он свежий голубой латекс на пальцы.

– Акупунктура? – не слушала я его тупые отговорки. – Ты учился иглоукалыванию? Почему в Новой Зеландии, а не в Китае?

Он обернулся, скрестил руки, снова не фокусируя на мне взгляд.

– Ты сказал, я умру, если ты на меня посмотришь, – что за метафора? О чем она?

Камиля шатнуло в сторону, и он столкнул на пол подготовленные продезинфицированные скальпели. Звеня и прыгая, ножи рассыпались по белоснежной плитке. Один откатился мне под ноги. Подобрав его, я приблизилась к Камилю, пока он, сидя на четвереньках, торопливо подбирал остальные, снова и снова роняя их.

– Камиль? – положила я ладонь ему на плечо.

Резко обернувшись, он ударил меня по запястью с «холодным оружием» и подхватил выпавший из моих пальцев скальпель, пока тот был в полете.

– Не приближайся ко мне, когда я вооружен скальпелем, – еле выговаривал Смирнов каждое слово, пока его плечо дергалось раз десять подряд.

Опешив на мгновение, я отшатнулась. Но всего на мгновение. Не зря же, в конце концов, я столько времени стажировалась и ходила в клуб.

– Нет, – нанесла я ему ответный удар по той руке, что сжимала подобранные скальпели. – Я не уйду! Твой взгляд никого не убьет! Хватит придуриваться!

Камиль выронил инструменты, а я закатала длинные манжеты своей блузки выше локтей, вставая на согнутых коленях к нему вполоборота.

– Ты что… – растерянно прозвучал его голос, – собралась со мной драться?

– Типа, – замахнувшись, я швырнула в него сброшюрованной для левшей папкой, – обходным листом ты меня не напугаешь! Могу и санитаркой в дурке поработать!

Камиль легко отбил папку, не отводя взгляда от моего уха.

– Я выбью из тебя этот ушной фетишизм, Смирнов!

В него полетели еще четыре брошюры. Чтобы отбить их, Камилю пришлось встать в оборонительную позу. Его лоб покрылся испариной, отражающей желтые блики тусклой хирургической светодиодной лампы.

Он покосился на зажатые в своем кулаке скальпели.

Кажется, я вступила в бой, не озаботившись о паритете вооружения: брошюры против скальпеля? Ну, нет… Камиль не рискнет метнуть в меня ими!