– Вот это и будет вашей допнагрузкой. Выяснить это. Съездите по точкам с Камилем на следующей неделе. Осмотрите местность. Доложите к следующему понедельнику.
– С Журавлевой? – удивился Камиль, раздраженно растирая ладонью лоб. – Отрядите со мной Евгения Дунаева.
– Евгений и без этого дела на двух ставках. С лингвистами корпит над переводом дневника, с лаборантами над разбором оранжереи.
Я вздохнула, но Воеводин проигнорировал мое недовольство фактом раскопок взорванного парника Аллы.
– Дунаев был водителем под прикрытием, а по должности он старше тебя, Камиль.
Я впервые слышала о дневниках. Так вот что нашел Женя в парнике, вот о чем упоминал Максим сегодня утром за нашим экстремальным кофепитием.
– Журавлева – стажер! Куда вы ее на осмотр места преступлений! Я возьму такси.
– На метро покатаешься, пижон! – фыркнула я. – Соберешь коллекцию бактерий со всех перил и поручней…
Воеводин переводил взгляд то на меня, то на него.
– Историческое место преступления, Камиль. И ты посещал такие в первую неделю стажировки. У Киры есть права, я выпишу вам пропуск на служебный автомобиль.
– На велосипеде покатается, если прав лишили! – продолжала я сопротивляться тому, чтобы куда-то там возить зад Задовича.
– Я снова что-то важное пропустил, – сделал самый очевидный вывод Воеводин. – Что опять стряслось между вами, коллеги?
– Между нами Ракиура, – ответила я. – И триста страниц вымаранного текста о ней.
– Ракиура, – набрал Воеводин полные легкие воздуха, словно последний раз в жизни, словно больше никогда не сможет вздохнуть и эти секунды станут для него бесценны, – Кира, в Ракиуру можно только верить. Все, что случилось там – недоказуемо. Это дело ушло в бордовую папку, увешанную сургучом, красными лентами и печатями «совершенно секретно».
– Ушло в архив? – уточнила я с надеждой, что любое дело из архива можно достать.
– Ушло в историю.
– Нужно его вернуть!
Но Воеводин знал свое дело. Ели он говорил «ушло», то «ушло» оно безо всякой надежды на возвращение.
– Ты ничего не найдешь под тем сургучом, Кира. Я сжег листы. Я их уничтожил.
Судя по лицу Камиля, он слышал об этом впервые.
– Вы сожгли? Дело о Ракиуре? Навсегда?
– Да, Камиль. Сжег. Никто не должен знать.
– О чем? – выдохнула я, растекаясь по столу перед собой. – Что с тобой там случилось, Камиль?
Никогда раньше я не видела, чтобы плечо Камиля тряслось с такой скоростью. Казалось, что он скачет на отбойном молотке. Лоб его сморщился, зубы сжались, он издал то ли стон, то ли вопль, а мимика его походила на человека, брошенного живьем в кипяток из соляной кислоты, для создания которого достаточно всего сорока восьми градусов Цельсия.
– Камиль… ты чего?
Испугавшись за его жизнь, я перемахнула через стол и опустила руки ему на плечи, чувствуя исходящую от его тела вибрацию двух сотен смартфонов.
Может, поэтому Камиль не любил их? Они вибрировали так же, как он сам сейчас, в период обострения тика.
– Все будет хорошо, успокойся! – прижимала я его плечи к полу, когда Камиль перестал стоять ровно и, роняя стулья, осел мне под ноги. – «Скорую»! – обернулась к Воеводину, звонившему по телефону, и тот кивнул.
– Не нужно… – схватился Камиль за плечо, и его рука легла поверх моей ладони. – Не помогут… они.
– Камиль, – протянул Воеводин стакан воды, – какие таблетки дать? Что за приступ? Сердце?
– Таблеток от этого… тоже нет…
– Что сделать? – была готова я сейчас на что угодно. – Не умирай, ладно! Не буду я больше копаться в Ракиуре! И… из отдела уйду! Хочешь? Только не умирай!
– Черт! – схватился Камиль за плечо. – Как же сильно… дефибриллятор… – выговорил он сквозь боль.
– В катакомбах есть, – подорвался Воеводин.
– Я сама! Держите его! И в рот ничего не суйте, а то выбьет себе все зубы!
Со всей скоростью я бежала в подземелье, даже съехала вниз по ледяному черному чугунному шесту. К счастью, в морге есть что-то не только для трупов, но и для живых – чтобы они не стали трупами.
– Дефибриллятор? Где?! – ввалилась я в медицинский отсек, заметив пару припозднившихся сотрудников. – Быстрее в кабинет Воеводина! У Смирнова приступ! Ну же, быстрее вы!
Варвара Леонидовна, назвавшая его утром Задовым, и медбрат схватили чемоданчики первой помощи и побежали за мной следом по чугунной лестнице.
– Сюда!
Распахивая двери, я боялась увидеть бездыханное тело Камиля. Я не паниковала от вида мертвых тел, но одно дело смотреть на посторонних и совсем другое – на тех, кто только что дышал с тобой воздухом одного и того же помещения.
Камиль не корчился на полу и даже не задыхался возле окна на подоконнике. Он стоял прямо напротив меня и приведенной мною команды в центре кабинета. В кои-то веки не сутулился и… смотрел прямо мне в глаза, скрестив руки и широко расставив ноги. Очки в роговой оправе лежали на его затылке, держась дужками за уши. Он выглядел не как контуженный при смерти, а как вернувшийся из спортзала адепт ЗОЖа.
И думала я сейчас не про здоровый образ жизни патологоанатома, а о том, как Задович огребет по жопе за свой спектакль.
Рядом с ним переминался Воеводин, разводя руками по сторонам.