Дело шести безумцев

– Одни в доме. Полураздетые, полумокрые. Темно. Камин. А мы болтаем о прошлом и прошедшем. Разве можно быть нами еще больше?

– Ты поэтому написала, – спустился он с дивана ко мне на пол, – потому что я тоже оттуда? Из прошлого, выкарабкаться из которого смогли не все?

– Два месяца представляла себе вот этот момент. Что я буду чувствовать? Отпустила я Костю или нет?

– И что?

– Я хочу почувствовать тебя, Максим. Полностью. Всеми импульсами и толчками плывущей тебе навстречу креветки…

– Мои любимые аллегории о толчках и ракообразных…

Вытянув руки, я стянула с него влажную футболку. На плече, куда воткнулся ствол дерева, у него остался шрам. Он был кругловатой формы, с бегущими частыми перемычками. Точь-в-точь как паутина.

Этот символ преследовал меня и мерещился всюду.

– Татуировка… – провела я по рисунку, почти не удивляясь его выбору.

Мой исчезающий в тумане журавль скользнул по лапкам его огромного паука. Максим приспустил с моих плеч банный халат и снова остановился. Перехватив его руки, я прижалась к нему, прошептав:

– Я не боюсь, и ты не бойся.

Разделить близость я могла всего с двумя мужчинами. Первый (кто реально был первым) улетел. Второй, тот, кто станет вторым (я надеюсь, между нами все случится раньше, чем риелторы продадут образцово-показательный дом), остался; он становился все ближе… и ближе, и ближе.

…все ближе становилось его лицо, а потом и руки, а потом и наши тела.

Редкий всполох огня мог прокрасться в наши объятья, где не осталось место теням или свету; не осталось прошлого и будущего. Был только этот момент: короткие отрывистые выдохи, мурашки, озноб, тугие переплетения, без желания понимать – где рай, где ад, на земле ты или на небе… под или над…

Глава 9 Маньяк, что накрывает одеялом

Еще за пятьдесят метров до бюро я заметила высокую сутулую фигуру Смирнова. Припарковав самокат, сняла с головы велосипедный шлем, демонстративно вешая его на рукоять.

– Научилась предохраняться? Уверен, ты про случившееся в выходные папе-маме не расскажешь.

Он стоял на верхних ступеньках крыльца, окруженный снующими сюртуками служащих. Для них перерывы на кофе, кантину и променад давно превратились в ритуалы вместо жизненной необходимости.

«И как он узнал? Следил за мной и Максом? Под окнами, у коттеджа? Что за маньяк?!» – фантазировала я, краснея под его пристальным взглядом.

Камиль сразу все понял, словно прочитал морзянку признания по моим красным черточкам и точкам пятен, расползшихся по шее.

– Ясно. Ты с ним переспала. Но я не про твои амуры. Я про шлем и катер.

Камиль перелистнул пару страниц газеты и ткнул в меня разворотом. К счастью, это была всего лишь бульварная газетенка, и мои родители с бабушкой такие не читали. Надеюсь.

А вот насчет соседки я бы не зарекалась.

С разворота на меня уставились участники вчерашней речной прогулки. На центральном снимке – я. С перекошенным лицом прицеливаюсь метательным ножом в катер «Инфинити». Мой снимок оказался крупнее снимков Дианы и Сэми – вот добросердечные парни несут их на руках в сторону карет «Скорой помощи». Был и снимок Феликса, заблюренный клеточками цензуры от макушки до пяток, виднелась только бутылка в руке и пара санитаров со смирительной рубашкой рядом.

Но хуже всего мне стало от снимка мужчины с черным прямоугольником поперек глаз.

– Он мертв, – резюмировал Камиль, видя, что черная плашка на глазах, как вымаранная строка секретной документации, никак не дает мне докопаться до сути. – Капитан. Власов Сергей Павлович, шестьдесят три года. Женат, двое дочерей. Владел катером «Инфинити», оказывая услуги по передвижению на водном транспорте.

– Алкогольная интоксикация? – машинально предположила я. – Там было много элитного алкоголя… на мостике. Переусердствовал с дегустацией, и сердце не выдержало?

– Вчера провел вскрытие.

– Ты? – нахмурилась я. – Никакого дела к нашему «делу» капитан не имеет.

– Не имел.

Я вспоминала с еще большим усердием:

– На катере говорили, что его нашли без сознания среди битых бутылок. Там каждая стоила по двадцать тысяч. Увлекся, нажрался и не рассчитал! Он не суицидник!

Камиль кивал в такт моим словам, со всем соглашаясь. Точнее, почти со всем.

– Не рассчитал. Верно. Увлекся. Правильно. И нажрался. Сложно рассчитать, сколько требуется сожрать стекла, чтобы не дать дуба.

– Стекла?..

– Он не пил алкоголь. Он его жевал. Во рту – кровавое месиво. Власов глотал стекло с кусками собственного языка и с миндалинами. Достал у него из желудка более ста пятидесяти частей. Когда Власов упал, объевшись стеклом, то надавил на рычаг переключения скорости, и катер понесло.

Камиль распахнул рюкзак и достал два спортивных ножа с красными рукоятями, упакованные в пластиковые пакеты.

– Я был на месте происшествия. С Воеводиным. Нас вызвал кто-то из знакомых генерала, когда тело Власова доставили в морг и секционная превратилась в «блевационную».

– Значит, он убил себя… так же, как остальные? Сам и с особой жестокостью.

– Тебя вызовут на допрос как свидетеля. Максима Воронцова тоже.

Я перебирала в уме факты.