Дело сибирского душегуба

Потом он обвинял меня, будто я накаркала. Не прошло и часа, как у дежурного зазвонил телефон. Снова труп, снова ребенок… Опера и криминалисты умчались на место происшествия, а я сидела на своем рабочем месте и чувствовала, как погружаюсь в какой-то беспросветный кошмар. Заброшенная свиноферма неподалеку от деревни Урбень. Северо-восточное направление, выезд на Приваловское шоссе, а затем поворот на проселочную дорогу недалеко от моста через Карагач. Две версты по лесу, холмы, заросшие ельником. Прямо по курсу урочище Маракан, овеянное дурной славой. Заброшенные свинарники ютились здесь между лесными массивами. Некто Гудков, механизатор из Урбени, получил отгул за работу в выходные, решил провести его с пользой. Взял собаку — лохматую беспородную псину — и отправился на рыбалку. Подготовился основательно: рюкзак, чехол с удилищами, соответствующая экипировка, включающая болотные сапоги. Шел напрямую к Карагачу мимо свинофермы, было восемь часов утра. До речки оставалось около километра — Карагач в этом месте давал крутой изгиб. Собака бежала рядом — и вдруг с лаем умчалась куда-то в сторону, пропала за постройками. Гражданин Гудков стал кричать, звать пса, в итоге вышел из себя и полез через кустарник, увяз в зацементированных досках. Непослушную, но обладающую безупречным нюхом псину он обнаружил во втором строении, в глубине прогнившей загородки. Если бы не этот случай, тело могли вообще не найти! Собака скулила, обнюхивала труп. Рыбалка отменялась. Чертыхаясь, Гудков оттащил от тела собаку, побежал обратно в Урбень, где из сельского совета позвонил в полицию Грибова, а потом побежал обратно. Своих оперов в Урбени не было, если не считать вечно похмельного участкового…

Меня на данное мероприятие не пригласили — думаю, в том заслуга подполковника Хатынского. Мир вокруг меня неуклонно превращался в кошмар. Я не могла работать, не понимала, о чем говорят коллеги. Клин выбивался клином. Я спустилась в фойе, перекинулась парой слов с дежурным, после чего отправилась на стоянку к своему «Москвичу». Минут за пятнадцать добралась до городских окраин, свернула с Приваловского шоссе на север и поехала по бездорожью. Устала так, словно шла пешком. Свиноводческое хозяйство не работало уже лет пятнадцать, но запашок остался. Бесхозяйственность в животноводстве царила пугающая, но говорить об этом могли только в киножурнале «Фитиль». Если здесь забросили, значит, в другом месте построили. Грязь стояла по колено. Пришлось обходить стороной, выискивая сухие места. На пригорке стояли несколько машин. На меня косились люди в форме и без. Я шла через препятствия, задирая ноги, обогнула трухлявый сарай. Саня Горбанюк опрашивал мужчину в брезентовой накидке, делал пометки в блокноте. Под ногами у гражданина вилась вислоухая собака со смешными пятнами — видимо, герой дня.

— Гудков, — в ответ на мой немой вопрос объяснил Мишка Хорунжев. — Человек и его собака. Прикинь, Ритка, если бы не эта шебутная псина, мы бы тело вообще не нашли. Слушай, а ты что здесь делаешь?

— Работаю, — буркнула я и побрела дальше.

Под просевшим фундаментом буйно произрастали полынь и крапива. Под крышей постройки возились люди. Присутствовал Туманов — сосредоточенный и мрачный. Он сменил франтоватый плащ на серую куртку, мял в руке эспандер — тугое резиновое колечко для развития пальцев. Покосился в мою сторону, недовольно поморщился, но воздержался от комментариев. Работали эксперты — Головаш и Римма Высоцкая; что-то записывал в протокол на коленке Глеб Шишковский. Пахло в свинарнике, мягко говоря, невкусно. Загородки частично развалились, сквозь гнилые половицы прорастал бурьян. Я встала на пороге. Дальше — ни шагу. Вцепилось что-то в ноги, и даже карьерный экскаватор не смог бы меня сдвинуть. Кажется, снова начиналось — нехватка кислорода, тремор конечностей, обильное потоотделение. Хорошо хоть постепенно, а не обухом по голове… Извращенец на этот раз постелил в загородке покрывало — рваное, с мазутными пятнами. Что за удовольствие на голой земле? Спазм сдавил горло, насилу отдышалась. Детский трупик лежал на покрывале — беззащитный, трогательный, маленький. Мутные глазенки смотрели в небо. Ноги были согнуты в коленях, руки разведены. Видимо, после умерщвления убийца придал телу такое положение. На запястье поблескивал розовый браслетик — дешевое украшение из магазина бижутерии. Скальп был срезан. Жалостливые эксперты прикрыли часть головы картонным обрезком.

— Кто она, неизвестно? — прохрипела я.

Эксперты вопрос проигнорировали. Владимир Александрович Головаш пристроился на коленях рядом с трупом и изучал через лупу синеватую полосу на горле. Римма Высоцкая аккуратно, словно девочка была живая, ощупывала ее руку от запястья до плеча.

— Подвинься, столбовая дворянка, — пробурчал Шишковский, выбираясь на улицу.

Я машинально посторонилась.

— Почему дворянка?

— Потому что столбовая, — объяснил опер. — Болезнь есть такая, как раз про тебя.