Дело сибирского душегуба

— Без откровений, — сказал Горбанюк. — Из всего, что мы услышали, только одно свидетельство достойно внимания. Мужчина в инвалидной коляске сидел у окна. Он проживает через дом от здания, где произошло убийство. Уже темнело, да еще эти чертовы тучи… Свидетель — инвалид, не ходит, много лет назад неудачно перебежал дорогу перед несущимся товарняком. Он видел, как мужчина вышел из-за угла — в длинном плаще защитного цвета и капюшоном, вроде бы с сумкой, быстро прошел вдоль задней стороны барака и свернул в подворотню — в направлении улицы Лескова. Ничего конкретного свидетель не заметил. Лица не видно, не хромал, шагал широко. Что взять с такого свидетеля? С глазами у него, конечно, лучше, чем с ногами, но тоже не Зоркий Сокол. Точного времени, когда засек незнакомца, свидетель не помнит, но девяти еще не было. По часам совпадает. Сколько времени убийца провел в подвале? — Горбанюк смутился. — Мы же знаем, чем он там занимался… Допустим полчаса — плюс-минус… Тот двор, куда он свернул, также осмотрели, опросили жильцов. Постороннего никто не видел ни в окно, ни напрямую. Время уже было позднее, двор засажен тополями, ни одного осветительного прибора…

— Так много слов — и ничего полезного, — заключил Туманов. — Начать с того, что это мог быть кто угодно. А если и наш объект, то какие выводы? Мужчина, ходит уверенно, не хромает, в росте и комплекции ничего выдающегося, имеет плащ с капюшоном… Ладно, лучше, чем ничего. Ну что, товарищи, будем ждать, пока эта гадина снова выйдет на охоту или попробуем все же ее вычислить?

«К вам это тоже относится, товарищ майор», — подумала я. К сожалению, милиция не наработала опыт расследования подобных преступлений. Отсутствовали методики, соответствующие экспертизы, в том числе психологические и психиатрические.

— Позволите пару слов, Михаил Сергеевич? — сказала я. — Спасибо. Мы забыли, что убийца не только снимает скальпы со своих жертв, но и проводит фотосъемку. Пустая фотокассета на месте преступления — предмет не случайный. С нее же сняли отпечатки пальцев?

— Сняли — чисто, — бросил Хорунжев.

— Значит, тем более предмет не случайный. Можно зайти с этой стороны. Преступнику требуются химикаты, фотобумага, специальное оборудование для печати, вспомогательная мелочь — бачки, ванночки, пинцеты. Разумеется, вспышка. Возможно, пользуется экспонометром, если хочет делать качественные снимки. Идея так себе, но наряду с психами, прозекторами и набивщиками чучел я бы проверила и профессиональных фотографов. Сколько в городе фотоателье? Думаю, немного. Второе. Не дает покоя мысль: где все эти годы был убийца? Почему не совершал аналогичных преступлений? Вылечился? А потом опять «заболел»? Идея с длительным заключением не выдерживает критики. То же самое, что самому прийти с повинной. Отсутствовал, проживал в другом регионе? После чего вернулся — на круги своя, так сказать? Это больше похоже на правду. Мог сменить несколько мест жительства. Не мог не наследить — все согласны? Зверские убийства детей с характерным почерком в пятьдесят девятом году. Такие же убийства в семьдесят шестом. Семнадцать лет бездействия? Не верю. Натуру не задушишь, не подавишь никакими таблетками. В других районах он совершал подобные же деяния. Другое дело, жертвы могли не находить — допустим, надежно прятал. Детей объявляли пропавшими, и таковыми они числятся по сей день. Но чтобы ни разу не нашли тело? Тоже не верю. Нужно время, ресурсы и отдельное финансирование, чтобы прочесать всю страну от Калининграда до Владивостока, не забыв при этом про Прибалтику и Среднюю Азию…

— Без обид, Маргарита Павловна, — перебил Туманов, — но подобные мысли витают не только в вашей светлой голове. Про ресурсы и финансирование вы правильно сказали. Забыли про время, которое потребуется для выполнения этой задачи. Месяц, два? Нас всех уже уволят без возможности восстановления в органах. Даже если обнаружим схожие с нашими случаи — это не приведет к мгновенной поимке маньяка. Работать в этом направлении нужно, никто не спорит, но давайте что-нибудь более прикладное.

— Извольте, — сказала я. — А с чего решили, что семнадцать лет назад после моего бегства все кончилось? Маньяк испугался и стал добропорядочным членом общества? Сразу уехал? Это только предположение. Какое-то время он мог продолжать творить свои злодеяния. По крайней мере, до определенного предела.

— Но ничего подобного больше не происходило, — возразил Хорунжев.

— А тебе откуда знать? — парировала я. — Ты в те годы пешком под стол ходил. Не было заявлений в милицию о пропавших девочках. Но это не значит, что дети не пропадали.

— Что значит не было заявлений? — оторопел Горбанюк. — Вы говорите, да не заговаривайтесь, Маргарита Павловна. Это все же дети, а не шапка, которую с вас сдернули в подворотне.