Дело советника криминальной полиции

— Да я не беру в голову, — ответил Вики. — Я успел привыкнуть за все эти годы, может, даже больше, чем Март. Учусь не обращать внимания и не думать о его запретах. Хотя и трудно, меня же касается… Но этот запрет — конец света!

Лицо Вики потемнело, взгляд затуманился. Он покосился на камердинера, тот сидел неподвижно, с каменным лицом. Вики снова ощутил вдруг головную боль, не такую, правда, сильную, как утром.

Камердинер между тем продолжал:

— Я, откровенно говоря, не ожидал, что из-за одного-единственного вашего позднего прихода он пойдет даже на то, чтобы запретить вам поездку. Надо мне поразмыслить, может, что и подскажу. Впрочем… — Камердинер наконец пошевелился — рука его легла на папки. — Я давно ожидал какого-нибудь между вами конфликта — из-за господина Пирэ.

— Из-за Барри? Вы думаете, он запретил мне поездку из-за него?

— Скорей всего. Это назревало с тех пор, как он понял, что Пирэ — ваш лучший друг. Как только узнал, что дружба с Барри Пирэ означает для вас нечто большее, чем весь его дом. Как только господин советник почувствовал, что дружба уводит вас из дома в совсем другой мир. Думаю, каждая ваша встреча вызывала у него досаду. Ему казалось, что после посещений дома Пирэ вы стали несерьезно относиться к нему, насмехаться над его образом жизни, что вы ускользаете от его влияния. Вы никогда не задавали себе вопрос, почему отца не беспокоят ваши приятельские отношения с господами Рихтером и Гофманом? Почему он не имеет ничего против них? Вы, похоже, дружите с ними тоже, но мало встречаетесь вне школы… Они редко приходят сюда и почти не звонят… Такие отношения ничем не угрожают ему. Но господин Пирэ — совсем другое дело. Он пригласил вас в Турцию на все каникулы — это для советника уже слишком. Понимаете, господин Вики… — камердинер чуть усмехнулся, — я думаю, он искал случая, подстерегал повод запретить поездку. Мне кажется, он вчера был рад, что вы вернулись поздно. Мне кажется… — камердинер умолк, потому что в холле послышались шаги, но так как там могла проходить только Бетти, снова заговорил: — …что ваш отец против путешествия и дружбы с господином Пирэ еще по какой-то личной причине. Может быть, это у него связано с чем-то личным, воспоминаниями юности. Так бывает, господин Вики. Если кого-то в молодости укусит змея, — продолжал с усмешкой камердинер, — он всю жизнь следит, чтобы дети его не гуляли на солнце по каменистым вересковым урочищам. Если кто-то в молодости проигрывал в шахматы, ему не хочется, чтобы этой игрой увлекались его дети. Ваш отец никогда не любил уступать, но когда-то он вынужден был уступить, спасовать — кто знает, может быть, в дружбе, путешествии или в чем другом… Не знаю, в чем, но ему пришлось потерпеть поражение — не сердитесь, но голову даю на отсечение, что по своей вине… Но у него всегда виноваты другие или же обстоятельства. И если что-нибудь подобное произошло — а я уверен, так оно и было, — не смирился и не забыл. И, по всей вероятности, что-то с ним стряслось в вашем примерно возрасте. Он хочет, удержав вас в своих руках, взять реванш за проигрыш, который постиг его. Не имею ни малейшего представления, что случилось с ним, возможно, это связано еще со Студенческим союзом, в таком случае все известно господину Зайбту или господину Растеру, но все равно: тут важна сама схема события. И если я прав, то уже давным-давно господин советник почувствовал отвращение к близкой дружбе и научился холодности и суровости. Или наоборот: он отроду был человеком жестким и холодным и поэтому не мог ни с кем подружиться по-настоящему. И не желает, чтобы и вас связывала с кем-то тесная, сердечная дружба. Так же точно он обращался с вашим братом. — Помолчав, камердинер добавил: — Кое в чем он выиграл благодаря своему характеру: в полицейской карьере.

— Но почему должен расплачиваться я, как мне все это выносить? Из-за него у меня все время какая-то усталость и голова болит. И не только голова — все болит. Но вчерашнее его выступление — это уже чересчур! Я звонил утром Барри, он успокоил меня немного. Посмотрите, что он мне подарил — золотые часы. Он никогда не купил бы мне ничего подобного.

Камердинер наклонился и стал рассматривать часы на руке Вики.

— Прекрасные часы и, заметьте, очень дорогие. Особенно хорош браслет. Он знает?

— Я сам ему показал, он бы все равно увидел. Заявил мне черт знает что — я, мол, не имею права принимать такие подарки.

— Ему неприятно, — заметил камердинер, — что часы подарил не он, а ваш лучший друг. Ему друзья не дарили подарков, и девушки, наверно, не дарили. Вот он и рассердился еще больше. Что касается запрета…

— Я считаю, — Вики резко вскочил с кресла и распрямился, будто пытался сбросить с себя какой-то груз, — что он посягнул на мою свободу. Он ни во что не ставит мою жизнь, вмешивается в нее так грубо…

Вики побледнел, приложил руку ко лбу — голова раскалывалась. Камердинер спокойно смотрел в окно, за которым тихо падал снег, но лицо его еще больше окаменело. Он успокаивающе махнул рукой, предлагая Вики снова сесть.