Дело «Трудовой Крестьянской партии»

В приговоре говорилось, что в план интервенции входило использовать в качестве повода для нападения интервентов на СССР какой-нибудь пограничный конфликт. Затем развить его с целью использования вооруженных сил союзных с Францией государств: Польши, Румынии и армии лимитрофов (Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии). Срок интервенции, утверждалось в приговоре, передвигался главным образом из-за отсутствия внутри СССР условий, благоприятствующих осуществлению такой интервенции.

На открытом процессе, проходившем с 25 ноября по 7 декабря 1930 г., все обвиняемые признали свою вину. Л.К. Рамзин, В.А. Ларичев, Н.Ф. Чарновский, И.А. Калинников и А.А. Федотов Верховным судом СССР были приговорены к расстрелу; С.В. Куприянов, В.И. Очкин и К.В. Сытнин – к 10 годам лишения свободы. Позже Президиум ЦИК СССР по ходатайству осужденных заменил расстрел десятилетним заключением и снизил срок наказания другим осужденным.

Для участия в этом процессе следователи ОГПУ подготовили Юровского. 30 ноября 1930 г. его отвезли на заседание Верховного суда, рассматривавшего дело «Промпартии». Он был вызван в зал заседаний, где председательствовавший Вышинский напомнил, что советский кодекс требует, чтобы свидетель говорил правду. По этой логике Юровский должен был бы сказать, что до ареста ничего не знал по рассматриваемому делу. Но из этого вытекала бы необходимость заявить, что на следствии в ОГПУ он четыре месяца давал ложные показания. В зале сидели иностранцы.

Юровский вынужден был объявить себя контрреволюционером. Как он считал, это был последний акт его советской службы. Позже он писал в ЦК ВКП(б): «Во всяком случае, я так смотрел на свое положение. Никто никогда не узнает того, что я здесь пишу. Но я хотел бы, чтобы это знали т.т. Сталин и Молотов»[233]. Таким образом, Юровский «разоружался», не имея никакого оружия, т. е. признавал все, в чем его обвиняли.

23 декабря 1930 г. приказом ОГПУ № 457/213 Менжинский в целях скорейшей и полной ликвидации контрреволюционной «Промышленной» и «Трудовой Крестьянской партии» и всех возглавлявшихся ими областных и краевых вредительских центров, диверсионных, террористических, военных и повстанческих организаций и ячеек разграничил следственно-оперативные функции Секретно-оперативного и Экономического управления ОГПУ.

Согласно приказу, следствие по делу «Промпартии» должно было сосредотачиваться в центре и на периферии в органах Экономического управления, а следствие по «Трудовой партии» – в органах Секретно-оперативного управления.

Террористическая группа «Промпартии» расследовалась СО ОГПУ, после чего это дело передавалось в ЭКУ ОГПУ для дальнейшего расследования по линии вредительства и диверсии.

Дела по диверсиям в промышленности, как в центре, так и на местах, расследовались ЭКУ ОГПУ. При этом те дела, по которым проходили бывшие офицеры и повстанцы, должны были вестись ЭКУ в контакте с органами Особого отдела ОГПУ.

Дело военной организации «Промпартии» в части, касающейся комсостава Красной армии, велось в Особом отделе ОГПУ.

Оперативная проработка и ликвидация вскрываемых массовых контрреволюционных организаций, групп и ячеек повстанческого типа, из каких бы дел или агентурных данных они ни возникали, должны были производиться по линии Секретно-оперативного управления, откуда местные органы получают указания и перед которым отчитываются.

В случае, если ПП найдет необходимым, в силу ряда местных условий, по этим делам временно изменить вышеуказанный порядок распределения работ между ЭКУ и СО, то на это необходимо было получить разрешение ОГПУ[234].

После издания приказа активизировалось следствие по «Трудовой Крестьянской партии».

А.В. Чаянов на допросе 24 января 1931 г. показал, что в разные фазы развития «ТКП» отношение ее руководящих кругов к интервенции было неодинаково. В общем и целом, ЦК не мог считать ее своим методом политической борьбы. Однако сообразно получаемой информации, ЦК «ТКП» вынужден был считаться с тем, что не интервенция даже, а подлинная война с Польшей и ее союзниками может в ближайшее время стать реальным фактом. Сознание этого заставляло определить отношение партии к этому факту. Несмотря на то, что поражение Красной армии считалось маловероятным, надо было предвидеть и эту возможность. В этом случае «ТКП» должна была обеспечить себе роль политического диктатора, она должна была превратиться из интеллигентской партии в массовую, органически связанную с крестьянским активом. По словам Чаянова, «ТКП» даже приняла соответствующую установку по этому вопросу.