— По уголовному. Уж поверьте, поводов я могу найти предостаточно. Стоит мне дать ход хотя бы по одному из этих дел и ваши еще не начавшиеся убогие жизни пойдут под откос. Если хотите закончить ваш паршивый институт и вернуться в свой Затрапищенск здоровыми и невредимыми, мой вам совет — сидите тихо и не высовывайтесь. Еще раз услышу о вас хоть слово, пеняйте на себя.
Он повернулся к Руслану.
— А вашему папе-прокурору так и скажите — капитан Свинищев передавал ему горячий привет и пожелал успехов в охране близпасущихся гусей. За мной, Евсеев.
Пульт от телевизора ударил в закрывшуюся за ними дверь.
— Сволочь! — сжал кулаки Руслан. — Я тебе еще покажу.
Через пять минут в квартиру влетел запыхавшийся Андрей.
— Там… сосед…, — с трудом выговорил он. — Того…
— Чего «того»? — спросил Руслан.
— Ну, говори, что произошло?
— Дед… старик… того. Скопытился.
Костя подошел к висевшему на стенке календарю.
— Только не говорите, что сегодня двадцать девятое.
Прощальный вальс
Несмотря на то, что в последнее время отношения студентов с дедушкой-соседом были далеко не дружескими, его смерть стала для них большим ударом. Весь следующий день после известия о смерти Николая Тимофеевича Костя ощущал какую-то тяжесть. Не хотелось ни пить, ни есть. В институте он не слышал ни единого слова преподавателей. Чтобы понять, о чем идет речь, ему приходилось прилагать все свои силы.
Семен Анимподистович заметил состояние своего лучшего студента и не на шутку обеспокоился.
— Константин, с вами все в порядке?
Костя поднял на него отсутствующий взгляд.
— Да, все нормально. Я просто немного не выспался.
Не слаще было и остальным жильцам квартиры № 259/1. Андрей ходил по квартире как привидение, спотыкался о ковер и опрокидывал стулья. Маша не покидала своей комнаты, а когда появлялась, то была неубрана и не накрашена. Ее глаза не просыхали от слез. Казалось, только Руслану все было нипочем, но, в конце концов, и он не выдержал и чуть не выбросил в окно телевизор — благо, что тот был прикручен к тумбочке.
— Да, что же это такое? Одна тошниловка с утра до вечера.
Похороны назначили на второй день. На них пошли все вчетвером. На косо посматривающих старушек старались не обращать внимания, тем более, что на их сторону встал управдом.
— Очень рад, молодые люди, увидеть вас здесь. Конечно, это печальный повод для встречи, но все-таки я вам очень благодарен. Спасибо!
С похорон вернулись в полном молчании. Дома все разошлись по своим углам, но через некоторое время снова собрались в гостиной. Сидеть поодиночке оказалось невыносимо.
— Может, станцуем? — неожиданно предложил Андрей.
На него посмотрели как на сумасшедшего.
— Ну же, чего вы? — настаивал Андрей. — Помните, как Николай Тимофеевич любил вальсы? Думаю, он был бы не против. Проводим его как следует, без соплей.
Он потянул к себе упиравшуюся Машу.
— Давай! Раз-два-три, раз-два-три. Ну же. Он сейчас оттуда сверху смотрит и радуется. Ему сейчас уже хорошо. Раз-два-три, раз-два-три.
Руслан включил в телефоне музыку. Мелодия вальса наполнила квартиру. Протанцевав пару кругов, Андрей передал Машу Косте.
— Теперь твоя очередь.
— Я не умею.
— Ничего — это легко. Раз-два-три, раз-два-три.
Последним настала очередь Руслана. Он долго противился, но все же прошел с Машей несколько кругов. Настроение у всех поднялось, но в самый разгар входная дверь отворилась, и в квартиру вошел Асбест Поликарпович. Его прищуренные глаза уставились на веселившуюся компанию. С минуту длилось молчание. Затем швейцар развернулся и так же молча вышел.
***
Николай Тимофеевич стал седьмым, кто умер в высотке с тех пор, как в ней поселились студенты. Костя тщательно внес в «Анализатор» данные относительно их бывшего соседа и на их основе принялся выстраивать логические цепочки.
Если все, что происходило до сих пор, было не случайно, в чем Костя теперь был абсолютно уверен, то должно было найтись что-то общее, что связывало покойных, однако обнаружить это оказалось не так просто. Все умершие жили на разных этажах и, насколько знал Костя, не поддерживали друг с другом каких-нибудь тесных отношений. Некоторые из них месяцами не выходили из дома, а другие, как в случае с сыном покойника с десятого этажа, вовсе были иногородними. Правда, все они болели, но своими болячками и лечились у разных докторов. У них не было почти ничего общего, кроме одного — озлобленного выражения лица, которое не стиралось даже после смерти, хотя каждый патологоанатом скажет, что это невозможно и мышцы должны расслабляться.
«Значит, кто-то или что-то так сильно воздействует на них в последние минуты жизни, что это становится частью их физиологии. И скорее всего, именно в этом заключается причина смерти. А если посмотреть с другой стороны, то кроме их жутких гримас нет никаких следов. Не за что зацепиться», — думал Костя и решил поделиться своими мыслями с Семеном Анимподистовичем, у которого в последнее время часто просил совета.