Дело врача

Казалось, целые часы мы просидели в засаде, тихие и настороженные, как мыши. Я начал подумывать, что Коулбрук заблудился или погиб — так долго он отсутствовал — и нам придется возвращаться без него. Наконец — глухой шорох в траве где-то впереди! Мы склонились к земле: основания стеблей заколыхались, потом стали раздвигаться в стороны — верхушки все время оставались неподвижны! Длинное тощее тело с ловкостью куницы бесшумно проскользнуло сквозь проем. Снова держа палец на губах, Коулбрук подполз к нам. Мы развернулись и поползли прочь. Даже биение собственного пульса казалось нам слишком громким. Мы молчали. Но за спиной у нас слышались громкие вопли и сотрясение ассегаев. Потом кафры устрашающе завыли. Должно быть, они что-то заподозрили — заметили легкое колыхание травы или что-то еще — потому что, продолжая кричать, разбежались широким полукругом. Мы застыли, затаив дыхание. Прошло некоторое время, и шум затих. Преследователи ушли в другом направлении. Мы снова поползли, и только когда спустя много-много минут наконец миновали полосу низкорослых деревьев, позволили себе подняться на ноги и заговорить.

— Как там? — спросил я у Коулбрука. — Вы что-нибудь нашли?

Он утвердительно кивнул.

— Увидеть не смог, — буркнул он коротко. — Но он там, прямо сейчас. Белый человек. Слышал, как толковали о нем.

— Что же они говорили? — взволнованно спросил я.

— Сказали: кожа белая, но сердцем он кафр. Великий индуна, вождь многих импи. Пророк, мудрый предсказатель погоды! Друг старого Мозелекаца[51]. Прогнать белых людей, пришедших из-за большой воды; вернуть землю матабеле. В Солсбери убивать всех, особенно белых женщин. Ведьмы — все ведьмы. Они околдовывают мужчин. Варят для них львиные сердца. Делают их храбрыми через любовные напитки.

— Они так и сказали? — ахнул я. — Убить всех белых женщин!

— Да. Убивать всех. Белые ведьмы, все до единой. Молодые хуже всех. Слово великого индуны.

— Однако увидеть его не удалось?

— Подкрался до самых фургонов, близко. Тот тип внутри. Слышал его голос. Говорит по-английски и немножко матабеле. Переводил кафрский парнишка, который был слугой при миссии.

— И какой же у него голос? Похож на это? — И я постарался, как мог, воспроизвести холодный, резкий тон Себастьяна.

— Он и есть! Точно он, доктор. Вы верно схватили. Тот самый голос. Слышал, как он раздавал приказы.

Все стало на свои места. Я мог теперь быть полностью уверен: Себастьян находился среди мятежников.

Мы добрались до своего лагеря, рухнули наземь и проспали, сколько удалось, пока не настала наша очередь нести ночную стражу. Лошади наши были на свободной привязи, на случай внезапной тревоги. Около полуночи мы трое сидели с другими у костра, негромко переговариваясь. Вдруг Дулитл вскочил, настороженный и готовый к бою.

— Гляньте-ка, ребята! — крикнул он, указывая на землю под фургонами. — Что там извивается в траве?

Я посмотрел — и ничего не увидел. Наши часовые были расставлены снаружи, с промежутком примерно в сотню ярдов; они ходили по своим участкам туда и обратно и, видя один другого, обменивались словами «Все в порядке».

— Они должны были стоять на месте! — воскликнул один из наших разведчиков, поглядев на них. — Ведь когда они ходят туда-сюда, их видно на фоне неба и матабеле легче их заметить! Почему майор не поставил их там, где кафрам было бы трудно увидеть их и прокрасться между ними?

— Поздно, парни! — бросил Коулбрук, с неожиданной для него отчетливостью. — Отзовите часовых, майор! Чернокожие прорвали линию! Держимся здесь! Они сейчас будут!

Пока он говорил, я направил взгляд туда, куда указывала его рука, и различил в траве две светящихся точки, прямо под одним из фургонов. Потом еще две и еще. Позади них виднелось уже много пар таких точек, похожих на сдвоенные звездочки. Однако это были глаза, черные глаза, отражающие звездный свет и красный огонь нашего костра. Они подкрадывались, прокладывая по-змеиному извилистые пути в высокой, сухой траве. Я не столько увидел, сколько почувствовал, что это — матабеле, движущиеся ползком на животах между темными зарослями. Не раздумывая, я вскинул ружье и выстрелил в самого ближнего. Кое-кто из наших сделал то же самое. Но майор сердито выкрикнул:

— Кто стрелял? Стрелять только по команде! Часовые, бегом в лагерь! Не стрелять, пока все не заберутся внутрь! Иначе попадете в своих!

Часовые ринулись бежать чуть раньше, чем это было сказано. Матабеле, двигаясь на четвереньках, прошли между ними незамеченными. Дикую сцену, последовавшую за этим, я затрудняюсь описать. Все это было так ново для меня и случилось так быстро! Поток чернокожих хлынул, словно из ниоткуда, и поверх фургонов, и снизу.