Дело всей России

— Беспорядки в Чугуеве умножаются, ныне весь Чугуевский округ пришел в неповиновение, — докладывал нарочный офицер. — Число бунтовщиков не поддается и приблизительному учету. В округе Таганрогского уланского полка сильное волнение, все коренные жители пришли также в совершенное неповиновение. Бог знает чем все может кончиться...

— А кончится тем, что всех вас я велю прогнать сквозь шпицрутены по двенадцати раз... Беспорядки умножились, а твой Лисаневич только тем и занимается, что мух у себя на носу кивером щелкает да строчит донесения... Чернильные генералы, бумажные полководцы.

— Видя повсеместное умножение беспорядков, господин генерал-лейтенант Лисаневич потребовал из Полтавы еще два полка пехоты, — сказал нарочный.

— Храбрецы чугуевские и полтавские, не про вас ли на Руси сказано: молодец — против овец, а против молодца — сам овца, — сквозь зубы невнятно пробормотал Аракчеев. — С чего началось сие малозначительное неустройство?

— Поселяне отказались косить казенное сено для полковых лошадей, которого требуется более ста тридцати тысяч пудов. Не хотят отрываться от своего хозяйства.

Аракчеев приказал:

— Скачи вперед и знай, что если я тебя догоню, то сорву с тебя офицерские знаки, всыплю горячих тысячи две и отправлю на каторжные галеры... Чтобы к моему приезду в Харьков Лисаневич был там.

Нарочный как полоумный бросился к своему экипажу, тотчас повернул тройку и помчался во весь дух, словно за ним гналась нечистая сила.

5

В Харькове шумела народная ярмарка, открывшаяся накануне. Будто состязаясь в трудолюбии и искусстве, как добрые сестры, Россия и Украина привезли на это торжище все, что только продается и покупается. Тысячи и тысячи купцов и покупателей съехались сюда из разных ближних и отдаленных городов. Знаменитое Харьковское торжище имело оборот до двадцати пяти миллионов рублей.

Погода разгулялась. Стада туч скрылись за горизонтом. Солнце подсушивало землю и мостовые.

Во всяком базаре всегда есть что-то праздничное, заманчивое. Люди приезжают на него не только обменяться продуктами и товарами, но и мыслями, новостями.

Недавно вышедший в отставку Рылеев вместе со своим острогожским приятелем Бедрягой ходили от лавки к лавке по многолюдному торговому ряду, подбирая подарок для Натальи. Товаров было так много, что у покупателей разбегались глаза.

Вдруг плотная необозримая толпа заволновалась и отхлынула на обе стороны базарной площади, уступая дорогу веренице экипажей, впереди которых скакали драгуны с саблями наголо. Боясь очутиться под копытами лошадей, испуганные обыватели и приезжие мужики лезли один на другого, жались к стенам, очищая широкий проезд. Рылеев и его спутники стояли на крыльце лавки и наблюдали за всем происходящим.

— Царь едет! — разнеслось в мятущейся толпе.

Как ветром смело шляпы и шапки со всех голов. Особо усердные падали на колени. Нашлись и сверхверноподданные, пожелавшие, чтобы по их спинам прокатилась золоченая карета, принятая за царскую. С фанатической обреченностью они лезли на освобожденную проезжую часть с намерением броситься под колеса головной кареты. Но драгуны секли их плетками по чему попало, мяли копытами, отбрасывали прочь.

Сквозь стекла было видно прямо сидящего в карете Аракчеева в мундирном сюртуке, точно таком же, как у царя. Он сидел будто неживой, глядя прямо перед собою в одну точку. Ни дать ни взять — аршин проглотил.

Рылееву стало грустно при виде людей, преисполненных раболепия. Откуда оно в них? Почему так всевластно слово «царь» над этими представителями рода человеческого, далекими от царского дворца, дворцовых нравов, не помышляющих проскользнуть поближе к царю — поближе к власти? Ничего подобного он не видел в Европе во время походов. Когда успели гордые славяне, отличавшиеся гражданскими доблестями, так переродиться, так измельчать, потеряв в себе все человеческое? Что же случилось с народом? Какой исторический катаклизм сделал его непохожим на самого себя?

— Где мы с вами в настоящий момент находимся: в европейской России, на Украине или в самом отдаленном и диком азиатском султанате? — обратился он к своим спутникам по-французски. — Я не видел ни одного француза упавшим на колени при въезде нашего императора в побежденный Париж. Они не падали и перед Наполеоном. Неужели россиянам и украинцам все еще мерещится тень Мамая с ордами баскаков? Почему такое страстное желание у моих соотечественников быть тряпкой под чьими-то ногами?

— Не у всех, Кондратий Федорович, — по-французски же ответил Бедряга. — Не мне напоминать вам о том, что вы лучше моего знаете.

И все-таки Рылееву было несказанно грустно в эту минуту. Поезд проследовал к дому украинско-слободского гражданского губернатора Муратова.