Дело всей жизни. Книга вторая

Я прошел в гостиную с разрисованным зеленым и синим маркерами панорамным стеклом. Без карты мира это выглядело как грязь. Повеселились с Расселом на славу, как мальчишки. Но итогом стал вполне серьезный деловой разговор о перспективах и планах. Без ребяческой дележки и прочей чуши. Конгломерат — наше общее будущее. Крупнейший в мире. Но ведь верхней планки нет. Бери выше!

— Я уже был человеком года, — усмехнулся шаман.

Мы стояли друг напротив друга, я рассматривал его, он копался в моих мозгах — я был в этом уверен. Когда-то, когда принимал его на работу в научный центр, уникальное владение мгновенным гипнозом стало решающим аргументом. За такими, как Джейк — или правильнее теперь Демонтин? — охотятся спецслужбы и террористы. Способность играючи заставить сделать кого угодно что и когда нужно — это, без прикрас, всемогущество. Которое этот индеец поставил на службу добра.

Почему же я злился на него?

Он основательно перетряхнул мою жизнь и меня самого, но я чувствовал, что есть в этом всем то, что мне, возможно, знать не следовало, но мы оба понимали, что я хотел это узнать. Но не был уверен, что получится.

— Значит, и я тоже[39], — парировал, продолжая изучать индейца, будто впервые увидел его.

В каком-то смысле так и было.

Шаман. Бродяга. Ученый. Он всегда-то был для меня загадкой.

Но сейчас у меня был другой интерес. Этот человек в какой-то мере перешел границы, и мне нужно было понять, в какой момент его методы стали для меня неприемлемыми. Победителей не судят — это не мой случай. Я благодарен стоявшему передо мной человеку за жизнь, которую уже чувствовал, как свежий ветер на болоте. Еще больше благодарен за то, что вытащил Несси из депрессии, грозившей кардинальными изменениями психики. Но внутри что-то бунтовало.

Манипулирование мной. Вот, пожалуй, что раздражало больше всего.

И был еще один важный вопрос, на который меня натолкнул Армат. С него я и решил расставить точки над i.

— Алёна… — горло стиснуло от того, как больно оказалось произносить ее имя.

— Соболезную, — ответил Джейк серьезно и искренне. И во взгляде мука смертная мелькнула, как отражение моей.

Он все о ней знал. Я молчал, требуя взглядом. Слов просто не было. Еще болело от утраты. Так мало мы были вместе с Аленой, так странно это было, а казалось, всю жизнь вместе, что потерял бесконечно близкого человека, и вот так быстро это не принять и ее не отпустить. Внутри адский поджар разгорался, на глаза кипяток выступил, но я не собирался скрывать эти слезы.

Мужчины плачут. Когда теряют. Когда умирают от тоски. Когда больно так, что плевать на жизнь. Когда любят так, что гаснет мир, и единственный свет — она.

Я любил Алену какой-то необъяснимой любовью без всякого сексуального и романтического подтекста. Наверное, чтобы подарить ей цветы, мне пришлось бы напрячь ум и вспомнить, что она девушка. Это не делало мне чести, это не по-мужски — забывать о том, что перед тобой женщина. Но наши отношения были… бесполые. Очищенные от всей этой шелухи кокетства — с ее стороны, и естественных рефлексов — с моей. И эта чистота стала для меня эталоном, точкой отсчета. Теперь я всегда стремился к тому ощущению умиротворения и принятия самого себя, которое испытал рядом с ней. Ощущение самости. Самозначимости. Самообретения. Целостности тела и всего не физического, что называют душой.

Ангел.

И больше не нужно слов, чтобы рассказать о ней.

Сглотнул тяжело и все же опустился в кресло, закрыл ладонью глаза и шумно втянул воздух ноздрями, стремясь снова к тому ощущению стабильного спокойствия во имя нее. Но слезы щипали глаза, сжигали слезные протоки жидким соленым огнем.

Я ее не оплакал. И меньше всего ожидал, что сделаю это сейчас.

Я сегодня оказался не готов совершенно ни к чему. Ни к разговору с Джейком, ни говорить об Алене. Что еще я сегодня сделаю непреднамеренно, такое, чтобы грудь на разворот? Чтобы снова до слез, до кома в горле? Уже, кажется, и нечего. И так преуспел.

— Когда твоя дорога правильная, нужные люди всегда сами вовремя выходят на нее и предлагают помощь, — Джейкоб опустился в кресло рядом. — Рассел старался ей помочь, прилетал в Москву, чтобы устроить Алену в ту же больницу в онкологическое отделение, где лежал ты, и добился разрешения для вас общаться беспрепятственно. Вы были нужны друг другу. Когда ты видел ее последний раз, Рассел приехал забрать и предать земле ее тело…

Джейк положил на стол фотографию. Белый мраморный памятник — фигура, так похожая на Алену, с большими крыльями, которые ей так шли, которые я всегда мысленно дорисовывал, потому что тогда ее образ становился завершенным.

Много цветов и венков на могиле, детские рисунки, игрушки, конфеты…

— Я твой друг. Но Рассел — брат. Он всегда там, где тебе больше всего нужна его помощь. Алена была необыкновенной, нам всем очень жаль.

Я смотрел Джейку в глаза в упор.

…но если он назвал вас своим другом — будьте уверены, что вы обрели лучшего друга во всех смыслах этого слова.