– Так-так, одну минуту, – сказал он. – У нас тут весьма своеобразная ситуация. Адвокат защиты, обвиняемый в том, что он приготовил бутылочку с сахарными таблетками, наполнил ее дробью и забросил в озеро, теперь пытается уйти от ответственности, утверждая, что эту бутылочку забросил Джексон Ньюбэрн, а тот говорит, что этого не делал. Адвокат защиты настаивает, что Ньюбэрн сказал ему, что он это сделал. Здесь мы имеем прямой конфликт между адвокатом защиты и Ньюбэрном. Один из них безусловно лжет. Я представляю высокому суду определить, кто из них больше заинтересован и кто склонен ко лжи с целью защиты своей репутации.
– Так, одну минуту, – сказал судья Эшхерст, лицо которого стало суровым. – Видимо, один из этих людей пытается сделать лживое заявление. Мистер Ньюбэрн, я хочу узнать, делали ли вы какое-либо заявление такого рода мистеру Мейсону?
– Нет, не делал.
– Я хочу доказать, что он делал, – сказал Мейсон.
– Путем вашего собственного свидетельства? – спросил судья Эшхерст.
– Да.
– И есть какие-либо подтверждения?
Мейсон поколебался какое-то мгновение, потом покачал головой и сказал:
– Никаких подтверждений, которые имели бы доказательную ценность. Моя секретарша сидела в машине, припаркованной у тротуара, и я рассказал ей все, что мне сказал мистер Ньюбэрн.
– В этом, конечно, нет никакого подтверждения, – сказал Гамильтон Бюргер. – Это просто заявление заинтересованной стороны.
– Я думаю, что высокий суд достаточно хорошо знает меня, чтобы понимать, что, хотя я и пользуюсь определенными методами, которые отдельные личности могут считать нестандартными, с целью выявления истины в том или ином деле, – сказал Мейсон, – я не стал бы подвергать себя риску, делая лживое заявление. В равной степени я бы и не дошел до того, чтобы подбрасывать улики с целью запутать полицию и защитить личность, обвиняемую в убийстве.
– Это вопрос спорный, – сказал Гамильтон Бюргер. – У вас в таких вопросах существуют собственные и своеобразные этические нормы, и я не претендую на выяснение, что это за нормы. И все-таки я должен заявить высокому суду, что мы имеем ситуацию, где свидетель Ньюбэрн заявляет, что у него не было с Мейсоном такого разговора, а Мейсон хочет клятвенно заявить, что разговор был. С какой же целью? Все, что делает Мейсон, ведет к тому, чтобы бросить тень на свидетеля. Но человек не может бросить тень на собственного свидетеля, и даже если он это и сделает, то такое заявление будет только в целях обвинения. Оно может помочь установить факт.
– Это верно, – сказал судья Эшхерст. – Если мистер Мейсон займет свидетельское место, то все, что он сможет сделать, это поставить под сомнение правдивость этого свидетеля, а это же его собственный свидетель. Но если он в самом деле предъявит такое обвинение, то и это не установит того факта, что свидетель действительно бросил эту бутылочку в озеро. Это формальное юридическое правило, но, как подчеркнул адвокат защиты, это такое дело, в котором он намерен полагаться на технические формальности, и обвинение имеет право на защиту, согласно закону, точно в той же мере, что и обвиняемая.
Мейсон, лицо которого покраснело от гнева, сказал:
– Ваша честь, мне хотелось бы получить перерыв до десяти часов следующего дня. Я тщательно рассмотрю этот вопрос и намерен предпринять некоторые шаги, чтобы установить истину. Я убежден в своих фактах и знаю, что этот свидетель сделал мне определенное заявление, о котором я сообщил высокому суду.
Судья Эшхерст подумал несколько мгновений, а потом сказал:
– Конечно, хоть речь сейчас и не об этом, высокий суд всегда считал Перри Мейсона добросовестным и точным в любых его заявлениях, сделанных высокому суду.
Гамильтон Бюргер встал и сказал с презрительной усмешкой:
– Адвокат защиты постоянно прибегает ко всем видам надувательства в связи с его делами. На этот раз он зашел слишком далеко, и теперь, когда он оказался в западне, он сообразил, что на карту поставлена его профессиональная репутация. Мне неприятно, что приходится делать такие замечания, но я предлагаю, чтобы высокий суд рассмотрел это ходатайство.
Мейсон, который изучал вещественные доказательства, повернулся к Бюргеру:
– Одну минуту. Вы хотите представить это признание обвиняемой на основании предположения, что среди прочего оно подтверждается обнаружением этих патронов от дробовика в том самом месте, где, по ее словам, она оставила их, и что эти патроны от дробовика составляют достаточное подтверждение для того, чтобы они могли выступать здесь как улика, так?
– Именно так, – сказал Гамильтон Бюргер.
– Очень хорошо, – улыбнулся Мейсон, – я поддержу вас в этом юридическом соревновании. Если для вас это предмет спора, то я снимаю все возражения против записанного на магнитофон признания.