Ответ Ясмин был очень простой: шпионы все время менялись, чтобы не мозолить мне глаза. Это сильно усложняло ей жизнь, она никак не могла упредить следующий ход моих врагов и вынужденно шла следом за ними.
Наконец я задал вопрос, который меня сейчас волновал больше других: где фоторужье. Она не знала. Больше того, она рекомендовала мне бросить это дело — я и так слишком близко подошел к эндеруну, в следующий раз яд может капнуть в мою собственную чашку. Тем более при моей нынешней близости к шахиншаху организовать это легче легкого. Нет, она меня не запугивает, просто пытается уберечь.
Я посмотрел на нее внимательно, она вдруг покраснела и прикрылась веером. Посидев так несколько секунд, Ясмин отодвинула шторки и выглянула из кареты в окно.
— Думаю, наша прогулка окончена — сказала она и стукнула ручкой веера в переднюю стенку кареты.
Экипаж тут же остановился.
— Вы будете по-прежнему следить за мной? — спросил я.
Она засмеялась.
— Не могу вам этого обещать. Да у меня теперь и не получится, вы ведь предупреждены.
И она протянула мне ручку на прощание — совсем как это делают наши барышни. Я ручку целовать не стал, только пожал и вышел из кареты. Мы стояли точно на том же месте, где я сел в ее экипаж. Что ж, спасибо и на том, меня вполне могли высадить где-нибудь за городом, и бей потом ноги, добираясь до дома.
Я пошел прочь, но не утерпел, и напоследок еще обернулся назад. Однако шторки на окнах кареты были плотно задвинуты. Спустя мгновение кучер тряхнул вожжами, и экипаж быстро поехал прочь. Позади меня раздался женский голос.
— О-ля-ля! — сказал голос насмешливо. — А что здесь делает наш Казанова?
Я обернулся — передо мной стояла Элен, глаза ее смеялись. Я и обрадовался, и рассердился одновременно.
— Почему сразу Казанова? У меня была деловая встреча.
— В закрытой карете? Прости меня, милый, но деловые разговоры ведутся в конторах или ресторанах, но никак не в каретах. Тебя все-таки очаровала персидская прелестница?
Я попросил ее перестать меня жалить и осведомился, что она сама тут делает. Она отвечала, что, во-первых, у нее променад, во-вторых, это меня не касается. Но, впрочем, она прощает мне мою ветреность и не возражает против того, чтобы я сводил ее пообедать.
После обеда мы пошли гулять, а потом как-то сам собой настал вечер, я пошел проводить Элен до дома и снова остался у нее. Это вышло так естественно, что я даже почти не мучился совестью. Собственно, о чем мне было беспокоиться? От службы в полку Караваев меня освободил, шах думал, что я ищу ружье. Вопрос со шпионажем прояснился — пусть и частично. Меня немного удивляло, что куда-то запропал Ганцзалин, но это было вполне в его духе. Возможно, посмотрев на хозяина, он решил и сам устремиться к романтическим похождениям. Главное, чтобы его снова не отравили, на этот раз окончательно. Со всем остальным он вполне может справиться сам. В любом случае настроение у меня было необыкновенно беспечное, так что за Ганцзалина я не тревожился.
Глава десятая
Осквернитель гарема
Утро оказалось чудесным — солнечным, но свежим, Элен ластилась ко мне, как котенок. Вставать не хотелось, можно было валяться в постели хоть до полудня. Однако в дверь начали стучать. Думая, что это явился Ганцзалин, я отправился открывать сам.
Но это был посыльный. Он передал мне записку от Мартирос-хана, в которой была одна только фраза: «Не рассказывайте никому о вашем слуге».
Загадочная эта записка вызвала во мне понятное беспокойство. Поразмыслив, я решил отправиться во дворец, узнать, что произошло там за последние сутки. К тому же шах наверняка ждал меня с результатами моей детективной деятельности.
По дороге я ломал голову, пытаясь придумать, как мне теперь вести расследование о пропаже ружья. Точнее, как симулировать это расследование, потому что в эндерун, я понимал, мне хода нет. Да, в конце концов, ружье уже наверняка было где-то далеко, а проводить следственные действия в своем гареме шахиншах не позволил бы и архангелу Джибрилю.
Так ничего и не придумав, я явился во дворец. Меня удивила атмосфера какой-то нервозной суеты, которой были охвачены слуги и приближенные Насер ад-Дина. Но вскоре ко мне вышел сам царь царей, и все разъяснилось самым ужасным образом.