Дельцы.Том I. Книги I-III

Не только этотъ столикъ, но весь кабинетъ Салама-това былъ въ нѣкоторомъ родѣ «перлъ созданія». Врядъ-ли у самыхъ первыхъ жрецовъ златаго тельца имѣлась храмина внушительнѣе, богаче и комфортабельнѣе этой. Отъ каждаго кресла, отъ каждаго рѣзнаго украшенія пахло солидною роскошью. Для всевозможныхъ положеній тѣла, желающаго успокоиться, имѣлось особое вмѣстилище. Письменный столъ представлялъ собою цѣлую поэму канцелярскаго комфорта. И каждая вещь на немъ брала изящною массивностью. Книгъ оказывалось всего на два небольшихъ шкапа, за то въ какихъ переплетахъ! А кромѣ этихъ двухъ шкаповъ, были симметрически разставлены два шкаповидныхъ вмѣстилища, раздѣленныя на ящики, съ печатными золотыми этикетками, обозначающими самыя разнообразныя рубрики дѣлъ и вопросовъ. Только одинъ Эмиль де-Жирарденъ могъ бы потягаться своими картонами и ящиками съ этими блистательными дѣловыми шифоньерками. Отъ темно малиноваго фона стѣнъ пріятно отдѣлялись матовыя золотыя рамы масляныхъ картинъ. На всѣхъ изображались болѣе или менѣе раздѣтыя красавицы. Передъ каждою придѣлана была, для вечерняго освѣщенія, особая лампа.

— Вкусите, вкусите, — говорилъ Саламатовъ, тыча Прядильникову въ руку большущую сигару. — Одинъ ароматъ настроитъ васъ отличнѣйшимъ манеромъ; а вы, кажется, нынче что-то хохлитесь. Мнѣ даже и совѣстно, что я послалъ за вами.

— Я ничего-съ, — бормоталъ Прядильниковъ.

— Вы, должно быть, всю ночь просидѣли за работой?

— Такъ, немножко.

— Часиковъ, поди, до пяти? Преклоняюсь предъ вами, дорогой Петръ Николаевичъ, преклоняюсь. Я, кажется, имѣю репутацію дѣятельнаго человѣка и всегда ее поддерживалъ; но ночная работа начинаетъ ускользать отъ меня. Разумѣется, когда надо, я просижу сорокъ часовъ, не разгибая спины; но въ обыкновенное время я по этой части — французъ. Мнѣ подавай вечеръ. Онъ долженъ мнѣ придавать денную энергію. А то совсѣмъ надорвешься. Вы, я вижу, какой-то схимникъ, подвижничествомъ занимаетесь; а вамъ-бы надо хоть изрѣдка пожуировать.

— Благодарю покорно.

Прядильниковъ началъ ежиться.

— Такъ, не теряя времени, дорогой Петръ Николаевичъ, обсудимте ближайшій планъ нашей кампаніи. Изъ того, что я вамъ сегодня прислалъ съ курьеромъ, вы уже видите, куда наши враги пробираются.

— Мерзавцы, мерзавцы! — шепотомъ воскликнулъ Прядильниковъ.

— Чистой воды мерзавцы; вотъ поэтому-то и надо дѣйствовать какъ можно быстрѣе. Вы знаете, что я прежде всего земецъ. Какъ ни широка была моя дѣятельность по части центральной администраціи разныхъ предпріятій, земскіе интересы одни трогаютъ меня глубоко.

— Да, да, — бормоталъ, опустивши глаза, Прядильниковъ.

— Надо вызвать сюда мѣстныхъ представителей. Съ предсѣдателемъ губернской управы я въ самыхъ лучшихъ отношеніяхъ. Я готовъ хоть сейчасъ же ему телеграфировать.

— Надо, надо земцевъ, — вырвалось у Нрядильни-кова.

— А къ пріѣзду его мы все какъ слѣдуетъ подготовимъ. И тутъ, добрѣйшій Петръ Николаевичъ, надо будетъ запустить брандера. Ту изобличительную статейку, которую вы, вѣроятно, уже составили…

— Простите великодушно, я забылъ ее захватить.

— Время терпитъ. Я пришлю къ вамъ курьера. Къ этой статейкѣ надо будетъ придѣлать новый хвостъ.

— Въ какомъ же вкусѣ?

— Въ смѣхотворномъ-съ, если возможно, подпустивши сколько слѣдуетъ перцу.

— Подпустимъ.

— Я вамъ сообщилъ только самый главный документъ; а здѣсь вотъ у меня собраны и другіе матеріалы. Пожалуйста, захватите ихъ. Только я, право, боюсь, что вы совсѣмъ надорветесь надъ этою работой.

— Сдѣлаю, сдѣлаю.

Прядильниковъ совсѣмъ не смотрѣлъ на своего собесѣдника, а только выпускалъ дымъ и нервно сдувалъ пепелъ съ кончика сигары.

— Это дѣло, — заговорилъ Саламатовъ, всколыхнувши своимъ брюхомъ: — громаднѣйшей важности, что, разумѣется, и не ускользаетъ отъ васъ.

— Еще бы, еще бы!

— Если тутъ потерпѣть пораженіе, то мы тогда не отстоимъ ни одной линіи. Надо же, наконецъ, дать отпоръ всѣмъ этимъ піявкамъ, всей этой презрѣнной жидовѣ. Что же послѣ того мы, настоящія дѣти нашей родины, имѣющія связь съ почвой, истинные земцы, хотя и принужденные барахтаться здѣсь, въ Петербургѣ.

Прядильниковъ только мычалъ и кивалъ головой.

— Мы имъ утремъ носъ! Они думаютъ, что русскій человѣкъ сплошаетъ передъ ихъ ерусалимскою лавочкой. Нѣтъ-съ. Мы дѣти всероссійскаго кряжа. Воображенія у насъ не меньше ихняго, работать мы можемъ, коли на то пошло, дьявольски. У васъ, добрѣйшій Петръ Николаевичъ, когда вы хотите, есть особенная ѣдкость въ статейкахъ, точно нарочно для этихъ разбойниковъ. Такъ, пожалуйста, батюшка, пустите вы должную порцію ехидства.

— Хорошо, хорошо, — картавилъ Прядильниковъ.

— Вы завтракали?

— Нѣтъ, я немного поздно проснулся.

— Откушайте. У меня рѣдиска — нѣчто сверхъестественное!

И Саламатовъ, отдуваясь и прищуривая глазки, откинулся на спинку кресла, послѣ чего поднялся и позвонилъ.