Дельцы. Том II. Книги IV-VI

И она стремительно показала доктору, какъ руки бродятъ у Саши по воздуху.

Онъ кисло усмѣхнулся и протянулъ деревяннымъ акцентомъ:

— Это ничего не значитъ. Воспаленіе идетъ своимъ порядкомъ… Ну и руки такъ ходятъ.

Онъ не оставлялъ своей віолончели, а, напротивъ, сжалъ ее посильнѣе ногами и бросилъ взглядъ на ноты. Все лицо его говорило:

«Чего тебѣ нужно, глупая дѣвчонка, убирайся ты поскорѣе отсюда и дай мнѣ протвердить пассажъ».

— Васъ просятъ пріѣхать сейчасъ… У меня дрожки, — приставала Лиза, все ближе и ближе пододвигаясь къ докторской віолончели.

— Да вы что хлопочете? — откликнулся все тѣмъ-же тономъ віолончелистъ: — кто-же больше знаетъ, въ чемъ дѣло, я или вы… Очень уже вы, барышня, въ большія норовите.

— Вы не хотите ѣхать? — строго спросила Лиза и вся поблѣднѣла.

— Пріѣду, дайте срокъ, сегодня пріѣду.

— А со мной? У меня дрожки…

— Сейчасъ не могу. Вы видите, я занятъ.

— Если долго, — выговорила она, сдерживая свое волненіе, — я не могу васъ ждать; а скоро, такъ подожду.

— Нѣтъ, вы лучше ступайте себѣ… Говорятъ вамъ, буду.

И онъ началъ дѣйствовать смычкомъ. Віолончель заныла, задребезжала и загудѣла.

Лиза такъ была возмущена, что не могла и заплакать. Она вышла изъ залы, сказавъ громко:

— Играйте, желаю вамъ успѣха!

На дрожкахъ она съ отчаяньемъ спросила себя:

— Куда-же ѣхать?

Доктора она должна была привезти во что-бы то ни стало. Но какого? Мысль ея сейчасъ-же упала на того, который былъ приглашенъ Катериной Николаевной. Но она не знала его адреса. А узнать она могла только у Авдотьи Степановны или у матери въ лечебницѣ.

Тутъ Лиза заплакала горькими слезами.

— Мама теперь умираетъ, — шептала она, — а я ѣзжу… Но вѣдь онъ мальчикъ, его никто не жалѣетъ…

И чѣмъ ближе она подъѣжала къ лечебницѣ, тѣмъ смутнѣе становилось въ головѣ дѣвочки. Она почти забыла, зачѣмъ ѣдетъ, куда и кого ей нужно.

Подъѣхавъ, Лиза вспомнила, что у ней нѣтъ ни копѣйки денегъ. Просить у швейцара она не захотѣла. Мать она ничѣмъ не безпокоила, да можетъ быть у ней и нѣтъ шести гривенъ. Мама ея ничего не тратила. Все ей покупали друзья. А Лиза никогда не спрашивала денегъ у Катерины Николаевны.

Робко, съ неизвѣданнымъ замираньемъ сердца вошла Лиза въ корридоръ, въ концѣ котораго была комната Загариной.

Въ немъ стояла обычная тишина; но Лизу эта тишина обдала новымъ страхомъ. Она еще была въ началѣ корридора, когда изъ дверей комнаты ея мамы показалась высокая мужская фигура и, озабоченно опустя голову, прошагала вглубь.

— Докторъ былъ… — прошептала Лиза — въ этотъ часъ…

Холодныя капли почувствовала она на лбу и, остановившись, прислонилась къ стѣнѣ. Ей сдѣлалось страшно приблизиться къ двери и отворить ее.

Она начала прислушиваться. Никакого звука не доносилось ни откуда, потомъ кто-то кашлянулъ, но ближе, надъ самымъ почти ухомъ Лизы. Кашелъ этотъ былъ знакомъ ей: тутъ жилъ старикъ больной. Она съ нимъ всегда раскланивалась.

Держа ручку двери, Лиза еще разъ прислушалась.

Ничего не доходило изъ комнаты.

Когда она надавила ручку и дверь подалась, у ней сперлось дыханіе и въ первую минуту, стоя на порогѣ, она ничего не могла разглядѣть. Кровать помѣщалась направо отъ входа, за печкой, въ полусвѣтѣ. Позади ея свѣтъ падалъ изъ-подъ лампы съ зеленымъ абажуромъ. Въ комнатѣ было душно и стоялъ тотъ особый воздухъ, который образуется вокругъ тяжелаго грудного паціента.

Глаза дѣвочки упали, прежде всего, на кровать, гдѣ больная лежала на спинѣ, съ высокоподнятыми подушками. Она дышала судорожно, точно пульсъ бился у ней гдѣ-то снаружи, на груди. Глаза были закрыты. Носъ и подбородокъ совсѣмъ заострились. Ночной чепчикъ придавалъ ея худобѣ еще болѣе прозрачности.

Изъ-за спины кровати Лиза увидѣла фигуру Авдотьи Степановны. Лицо ея, блѣдное и тревожное, нагнулось и и какъ-то выжидательно слѣдило за каждымъ дыханіемъ больной.

— Мама! — крикнула-было въ ужасѣ Лиза, но звуки не вылетѣли у ней изъ горла.

Авдотья Степановна подняла руку, какъ-бы желая удержать ее, но Лиза на нее не глядѣла. Она подбѣжала къ кровати и, упавъ на колѣни, стала цѣловать руку матери, безсильно спустившуюся съ груди.

Слезы брызнули изъ глазъ ея. Она еле-еле сдерживала рыданіе и только повторяла съ нервными всхлипываніями:

— Мама, мама, милая моя мама.

Прикосновеніе горячаго лица, смоченнаго слезами, и ласки Лизы заставили больную вздрогнуть. Она приподнялась, схватилась за грудь и нѣсколько мгновеній точно не узнавала дочери. Потомъ, наклонилась къ ней, обвила руками, прижала къ груди судорожнымъ движеніемъ и удушливымъ, беззвучнымъ шопотомъ заговорила:

— Лизокъ мой!.. Не хочу я умирать, дорогая моя!.. Не хочу!.. Хоть годикъ еще… тебя устроить, тебя… Ты что на меня такъ глядишь? Тебѣ сказали, что я умру? Неправда… Не вѣрь, я встану. Вотъ Авдотья Степановна то-же скажетъ…

Отрывистый шопотъ прервался, но рука продолжала держать Лизу крѣпко, крѣпко, и впалые глаза, то-и-дѣло вспыхивающіе, смотрѣли на Лизу съ упорствомъ предсмертнаго усилія. Холодомъ обдавалъ Лизу этотъ взглядъ. Она вся точно окоченѣла отъ ужаса, прижималась къ матери, пряталась отъ того, что ея сердце читало въ глазахъ умирающей.